— Простите, — выдохнула Вика, чувствуя себя ужасно виноватой. — Я не хотела! Давайте я помогу убрать! — предложила она, не зная, что ещё может сделать. Были бы у неё деньги, она бы заплатила, а так…
— Да не надо! — отмахнулась хозяйка и тяжело вздохнула. — Я же просила быть осторожнее!
— Простите, — ещё раз извинилась Вика.
Она переминалась с ноги на ногу, не зная, как быть. Ей хотелось скорее вернуться в Лабиринт и догонять маму, но торопить хозяйку, чью любимую вазу она разбила, было ужасно неловко.
А женщина молча сметала осколки веником и то и дело останавливалась, чтобы перевести дух.
Изнывающая от нетерпения Вика не выдержала.
— Может, я могу что-то дать вам взамен? — предложила она, хотя прекрасно знала, что дать ей нечего.
Хозяйка пристально уставилась на чудесказку в руках Вики, и девочка снова с трудом подавила порыв спрятать прозрачную сферу за спину.
— Да не надо ничего, — наконец ворчливо отозвалась хозяйка. — Пойдём, покажу тебе вход в Лабиринт.
Женщина привела Вику к огромному, просто исполинскому дереву, в стволе которого, будь он полым, вполне поместился бы небольшой домик. Между гигантскими корнями, похожими на щупальца древесного осьминога — если бы такие существовали, — тут и там зияли провалы, заполненные темнотой. В одном мерцали жёлтые огоньки, похожие на глаза хищника, из другого тянуло неприятной сыростью, из третьего доносились какие-то стоны… А дальше девочка смотреть не стала.
— Это и есть вход в Лабиринт? — Вика вздрогнула всем телом.
— Он самый.
— А который из них мне нужен? — нерешительно спросила девочка, приглядываясь к провалам между корнями и решая, какой из них её меньше пугает.
— Вон тот, — показала женщина на проход посередине.
— Да уж… Тут всё как будто заплевали цветочные феи, — с отвращением заметил картограф, оглядывая убранство дома, и, скривившись, отряхнул рукава. — А эти вопящие мелкие спиногрызы!
дело считают лучшим средством от мрачных мыслей: когда ты занят делом, у тебя просто не остаётся времени на печальные размышления, а значит, они не преследуют тебя и не отравляют жизнь.
Рассуждать, что могло бы быть, если бы какие-то обстоятельства сложились иначе, не стоит! И уж тем более винить кого-то за это неслучившееся. Есть то, что есть, вот с этим и надо жить.
Конечно, она боялась идти в Лабиринт! Но знала, что всё равно пойдёт. А раз всё равно пойдёт, то какой смысл бояться?
— Да ничего я не хочу, — огрызнулся темноход. — Я уже сто раз пожалел, что не сумел отцепиться от тебя тогда, в Ово.
Вика знала, что Маркус лукавит. Он помогал ей снова и снова, даже когда был совсем не обязан. И продолжал помогать, хотя она категорически отказалась дать ему то, что он хотел: Ванильку. Помогал, даже когда у него не осталось возможных корыстных мотивов, как, например, передача её и осколка Сердца в обмен на крупное вознаграждение. И единственное объяснение, которое приходило Вике на ум, — должно быть, он всё же проникся к ней некоторыми дружескими чувствами…
Нет! Рассуждать, что могло бы быть, если бы какие-то обстоятельства сложились иначе, не стоит! И уж тем более винить кого-то за это неслучившееся. Есть то, что есть, вот с этим и надо жить.
Сложно переспорить человека, когда он уже заранее настроился не менять свою точку зрения и отметать любые доводы.
, в отличие от Восьмирья, ненависть в их мире не растёт на полях, её нельзя увидеть, потрогать или выполоть. Но, невидимая и неосязаемая, она есть, и есть люди, которые ищут её даже в обычной, повседневной жизни. И живут ею.
Сложно переспорить человека, когда он уже заранее настроился не менять свою точку зрения и отметать любые доводы.
