— Товарищ командир, отряд шахтеров в составе двенадцати человек прибыл в ваше распоряжение. Вместе с ним прибыли военспец — бывший капитан царской армии Старостенко и сорок шесть крестьян, завербованных по пути нашего продвижения. Отряд имеет десять винтовок и тридцать гранат, один пулемет в разобранном виде, семь пистолетов, четыре тысячи винтовочных патронов. Комиссар отряда — член шахтерского подпольного комитета большевиков…
Свою фамилию говоривший произнес невнятно, и Матвей торопливо сказал:
— Очень хорошо, товарищ! А вот фамилию вашу не разобрал.
Тогда высокий человек шагнул вперед и совсем другим голосом, отчетливым и ясным, крикнул:
— Антон Топилкин!
В полдень начинаются капели. Не часто и как будто нехотя скатываются с крыш первые капли и падают в сугробы нанесенного буранами снега. Они летят до земли медленно, продолговатые, синевато-прозрачные. Вечерами под крышами повисают сосульки. Горящий закат окрашивает их в оранжево-золотистый цвет, и тогда искрятся карнизы домов, отделанные причудливой хрустальной бахромой.
Матвей промолчал. В Бога он не особенно верил. Но у деда Фишки Бог был фартовый и кое-когда помогал старику.
Не о чужих землях нам думать, — жизнь свою прихорашивать надо. Посмотришь: люди бьются, работают, а все в дырявых зипунах ходят.
Стояли прозрачно-ясные дни бабьего лета. Над тайгой, купаясь в пуховых облаках, длинными вереницами тянулись журавли, гуси, утки. В воздухе плавали паутинки, освещенные нежарким осенним солнцем.
Учти, что Анна из местных богачей. А вот Матвеем стоит заняться. Охотник, вольная душа…
— Тять, а царь — человек? — спрашивал Артемка.
— А ты думал, кто?
— Орел с двумя головами.
— Кто тебе говорил?
— Я сам слышал. Дедушка Захар песню пел.
Матвей смеялся.
— Нет, сынок, царь — человек.
— Великан?
— Какой там великан! Старые солдаты видели его, говорят: так себе, сморчок, рыжий, низенький ростом, неказистый.
Артемка насторожился. Чем же в таком случае отличен царь от прочих людей? Агафье не нравилось, что Матвей так резко говорит о царе, и она постаралась смягчить его отзыв:
— Он, сынок, царь-то, Богом поставлен. Бог на небе главный, а царь на земле.
Гляжу на вас с Матюшей — и чудно мне становится. Крестьяне вы, на земле живете, а настоящей прилежности к крестьянскому делу нет у вас. — Она вздохнула, приподняв крепкие плечи. — Матюшу из тайги не вытянешь, тебя от пчелы не оторвешь…
— «От пчелы не оторвешь», — передразнил ее Захар. — Я от пчелы хозяином стал! Ты, что ли, все добро мне наживала?
— Не хулю тебя, — мягко ответила Анна. — А только с одной пасекой много не наживешь. На землю надо крепче садиться нам, батюшка, скот заводить. А пасека — она хороша, когда другие достатки есть. При хозяйстве от нее и капитал скопить можно.
— Будет, будет тебе учить меня! Годов тебе мало. Поживи с мое! — Захар вытащил из-под себя кнут, со свистом взмахнул им и сердито задергал вожжами.
Анна давно собиралась все это сказать свекру, и гнев его не укротил ее.
— Я не учу тебя, я о себе забочусь. А раз ты не хочешь, как все прочие мужики, жить, — я сама хозяйством займусь. Вот приедем домой, на селе работников найму, целины десятины две вспахать заставлю. Ты не мешай мне только, волю дай. Заживем на загляденье другим! — И, помолчав, прошептала с сожалением: — Мужиком бы родиться мне!
Захар долго молчал, но Анна нетерпеливо и тяжело ворочалась и ждала ответа.
— Ну что ты не сидишь смирно! — закричал он и, зная, чего ждет от него сноха, добавил более спокойно: — А если руки чешутся — берись, управляй хозяйством. Управляй, как хочешь! — вдруг взревел он. — На мой век хватит, а ты… ты — как желаешь. Я и пчелой проживу. Я от пчелы хозяином стал!
Ты, Марфа, не горюй, не тужи о дочери! Нюрка и с Матвеем будет жить не хуже, чем жила бы с Демьяном. Видишь, сын вот родился. А сын — это двойная прибыль. Подрастет — сам будет работник да еще и со стороны работницу приведет. А простор-то тут какой! Знай паши себе, сей. Я тоже с небольшого начал.
Марфа щурила подслеповатые глаза и молча кивала головой.
А ты что, Нюра, не выпьешь? Пей, будет жить веселей.
За дочь вступилась Марфа:
— Нельзя ей, сват. Молоко испортит.
— Ничего, ничего, пусть парень к горькому привыкает. Вырастет — все равно пьяницей будет.
— Ладно, если в дедов пойдет, — сказала Агафья, — а ну как в отца угадает? Матюшка на вино не шибко охоч.
Захар закричал с пьяным задором:
— В дедов, в дедов пойдет! Приучим! Верно, сват Евдоким?
— Так, так, сват Захар.
— Хлебни разок, для отвода глаз, — шепнул Матвей жене.
Анна глотнула.
