Боль проступала и в этих тихих голосах: боль от неизбежных компромиссов, боль от мыслей о смертности, своей и, что еще хуже, своих детей, боль от столкновения с теми, кто намеренно причиняет страдания, как те, с кем Джереми сталкивался во время своих скитаний, и наконец, боль от неизбежности утраты, которая присутствует даже в непреходящих радостях жизни.
Но эти тихие голоса – и среди них голоса Гейл и Робби – указывали Бремену путь в темноте. Он сосредоточился на них, несмотря на то что они слабели, заглушаемые какофонией хаоса и боли, которая его окружала.
Джереми снова понял: для того чтобы найти тихие голоса, он должен полностью открыться для причиняющих боль криков о помощи. Он должен впустить их в себя, впитать, проглотить, словно острый, как лезвие бритвы, хлеб причастия.
Блуждание меж двух миров,
меж миром мертвым
и миром неродившимся.
А над всем этим – «эффект бабочки». Ясное понимание, что вся жизнь человеческого существа подобна одному дню этой жизни: не поддающаяся планированию, непредсказуемая, управляемая невидимыми волнами хаотических факторов и трепетом крыльев бабочки, которые приносят смерть в виде опухоли… или, в случае с Джейкобом, в виде пули в голову.
Мы все – без исключения – являемся глазами Вселенной.
Однажды Бремен предположил, что их взаимоотношения похожи на процесс в плутониевой мишени, которая взрывается в Ливерморской лаборатории имени Лоуренса. Сотни лазеров на сферической оболочке одновременно выстреливают, подталкивая молекулы плутония друг к другу, а когда между отдельными атомами уже не остается места, шарик мишени сначала коллапсирует, а потом взрывается термоядерной реакцией. Это в теории, пояснил Джереми. На практике устойчивой реакции получить не удалось.
Эта близость постоянно подвергается испытаниям: приходится подавлять естественное человеческое желание приватности, а эмоциональная, артистичная, интуитивная личность Гейл сталкивается с ровным и иногда скучным характером Джереми. Сильнее же всего мешает невозможность ничего скрыть от любимого человека.
лучше любого из живущих на земле людей знал, что мозг человека не похож на радио – он не приемник и не передатчик, – но к концу лета, проведенного на задворках Денвера, у него возникло ощущение, что кто-то настраивает его разум на все более мрачные волны. Волны страха и бегства. Волны силы и присвоенной власти.
ки.
Их вкусы, дополняющие друг друга во многих важных областях, абсолютно не совпадают в других. Гейл любит читать и придает большое значение письменному слову, Джереми редко читает что-либо выходящее за рамки его профессии и считает романы пустой тратой времени. Он может бодро выйти из кабинета в три часа утра и с удовольствием смотреть документальный фильм, а у Гейл нет времени на документальные фильмы. Она любит спорт и осенью, по возможности, ходит по выходным на футбол, а на Джереми спорт навевает скуку, и он согласен с Джорджем Уиллом, который говорил, что футбол – это «осквернение осени».
В самом начале семейной жизни каждый из них приходит к выводу, что при вступлении в брак нужно проверять биоритмы, а не брать анализ крови. Гейл рано ложится и рано встает, а утро любит больше любого другого времени дня. Джереми засиживается допоздна, и лучше всего ему работается после часа ночи. Утро для него – настоящее проклятие
Очень жаль, подумал Бремен, что мозг людей не похож на компьютер, из которого можно извлекать информацию по своему усмотрению. «Чтение» мыслей напоминает скорее попытку разобрать торопливые каракули на клочках бумаги, разбросанных по бурному морю, чем на вывод строчек информации на терминал. Люди не думают о себе четкими фрагментами памяти, чтобы облегчить задачу телепатам, которые случайно натолкнутся на их мысли, – по крайней мере, те люди, которых встречал Джереми.