Была у Тихменя болезнь такая: думать. А по здешним местам – очень это нехорошая болезнь. Уж блаже водку глушить перед зеркалом, блаже в карты денно и нощно резаться, только не это.
Задумалась она тогда – да так вот задуманной и осталась.
не для того едим, чтобы жить, а для того живем, чтобы… Или как бишь?
тем самым последним весельем, каким нынче веселится загнанная на кулички Русь.
Ну, ладно. Ну, родила капитанша Нечеса девятого. Ну – крестины, – как будто что ж тут такого? А вот у господ офицеров – только и разговору, что об этом. Со скуки это, что ли, от пустоты, от безделья? Ведь и правда: устроили какой то там пост, никому не нужный, наставили пушек, позагнали людей к чертям на кулички: сиди. И сидят. И как ночью, в бессонной пустоте, всякий шорох мышиный, всякий сучек палый – растут, настораживают, полнят всего, – так и тут: встает неизмеримо всякая мелочь, невероятное творится вероятным.
Была у Тихменя болезнь такая: думать
Итти бы ему одному и нести бы в себе это бережно…
Вышло: вовсе не музыкой занимался с ней Андрей Иваныч всю зиму.
Господи Боже мой: сила какая.
Нет, нельзя допустить… Немыслимо, возмутительно. Что-нибудь надо, что-нибудь надо… У попа была собака… О Господи, да при чем это?»