Меня — чудо, аномалию, недоразумение. Меня — и все то, чем и кем я могу стать. Меня, Дилани Максвелл, живую.
Как же забавно все может измениться за одно мгновение. Смерть стать жизнью. Пустота — заполненностью. Темнота — светом.
Темнота — лишь отсутствие света. Смерть — лишь отсутствие жизни. А может, ад — лишь отсутствие чего-то еще. Пустота, которую требуется заполнить.
Я вообще оказалась отличной притворщицей.
«ничего» иногда хуже любого поступка. «Ничего» — это беспросветный мрак. «Ничего» — самая пугающая вещь в мире.
Будь я смелее, я бы выскочила из своего убежища, зарядила обидчику коленом в пах и убежала со зловещим смехом, пока бы он корчился на земле от боли.
А может, ад — это вовсе не место. Может, это болезнь. Заразная болезнь. Которая расползается по дому, карабкается по ступенькам, просачивается сквозь щель под дверью. А внутри обретает форму: отросли рога, полился из пасти огонь, донесся запах серы. Болезнь, которая вот-вот запустит внутрь меня щупальца, прорастет, окрасит мир вокруг в серые цвета, а мою искреннюю улыбку превратит в гримасу ехидства.
Последний раз в церкви — много месяцев назад — я почти всю службу смотрела вверх — нет, не в поисках Бога, а в поисках трухлявых потолочных балок.
Мне не нравятся старые вещи. Все старое — это разрушение и увядание.
Дом престарелых — кладбище, дом престарелых — кладбище. Очень удобно.
