Тимм играет с её пятилетним сыном.
«Сейчас я наколдую, чтобы лампа потухла».
Волшебник направляет взгляд малыша на муху у окна и молниеносным движением чуть выкручивает лампочку.
«Теперь я наколдую, чтобы за домом с неба посыпались конфеты».
Мальчик летит стрелой к фронтону здания. Тимм бросает горсть обернутых леденцов через крышу.
«Теперь я наколдую, чтобы из окна выпрыгнула кошка».
Он берёт Серую на руки, подходит с ней к открытому окну и кричит: «Прыгай, Серая, прыгай». Кошка прижимает уши, мяукает и, согнувшись, прыгает наружу, в траву.
У. не отрывает глаз от волшебства. Она хочет узнать, что он проделал с кошкой.
Тимм улыбается и отвечает: «Всё просто – сильно ущипнул за задницу».
Будут ли исполнены когда-нибудь слова Бехера[12] «Чтобы никогда больше мать не оплакивала своего сына…»?
Если в наши дни нажать на кнопку, не останется никого, кто мог бы плакать над другим.
«Гребаная жизнь! Всегда все по часам».
«Ведь чай, хотя над ним будут посмеиваться те, кто не обладает утонченным вкусом или потерял его при употреблении вина так, что уже не воспринимает его в качестве изысканного стимулятора, – навсегда останется предпочитаемым напитком для умных…» – так Томас Квинси пишет в «Радостях зимы».
Этика жизни человека и его общества включает в себя этику смерти.
Падать не стыдно, но стыдно продолжать лежать,
Если я использую все свои чувства, чтобы наслаждаться, в чем тогда на самом деле я нуждаюсь, чтобы быть счастливым?
И я утешаю себя мудростью Карла Густава Йохманна[19]: «Принуждение является настолько скверным началом, что в нем может процветать только худшее».
Говорят, из угрюмой задницы не выскочит радостный бздёх.
