Вот самое точное объяснение моим действиям, которое я смог найти: жертвы насилия переживают кризис осознания реальности. Дети по дороге в школу, молящиеся в синагоге, пришедшие за покупками в супермаркет, человек на сцене, мы все, скажем так, имеем устойчивую картину мира. Школа — это место, куда ходят учиться. В синагогу ходят молиться. В супермаркет — за покупками. Сцена — место, где выступают. Вот те рамки, внутри которых они себя видят.
Французскому писателю Анри де Монтерлану принадлежит известное выражение “Lе bonheur écrit à l’encre blanche sur des pages blanches”. Счастье пишет белыми чернилами по белым страницам
Вот слова, сказанные Джозефом Кэмпбеллом о Ницше:
Его [Ницше] посетила идея о том, что он обозначал как “любовь к своей судьбе”. В чем бы ни состояла ваша судьба, что бы — ко всем чертям — ни происходило, говорите: “Это именно то, что мне нужно”. Любая катастрофа, которую вы можете пережить, служит для улучшения вашего характера, вашего статуса и вашей жизни.
Есть вещи, навсегда затерявшиеся в прошлом, там, где в конце концов окажемся мы все, и большинство из нас — в забвении.
Многие люди, придерживающиеся как либеральных, так и консервативных взглядов, чувствуют себя неловко, когда их просят выступить с критикой религии. Однако если мы научимся просто отделять личные религиозные верования от политизированной идеологии, будет гораздо проще видеть вещи такими, каковы они есть, и высказывать свои мысли, не боясь оскорбить чьи-то чувства. В своей частной жизни ты можешь верить, во что ты хочешь. Однако в исполненном всеми трудностями жизни мире политики и публичности ни одну идею нельзя окружать забором и оберегать от критики.
гда я был один, когда мне было трудно встать с постели и мною полностью овладевали негативные мысли: ну вот и все, я выдохся, просто нападение забрало у меня слишком много, может, оно еще продолжает убивать меня, медленно, несмотря на то что кажется, будто я так чудесно восстановился; может, нож проник внутрь меня и сейчас продвигается к сердцу… Однако мне хватало сил отбрасывать такие мысли. Я стал задумываться, не уехать ли и мне.
романе “Кишот” я писал о комически-абсурдных мастодонтах, о том, как жители Нью-Джерси на самом деле превращались в мастодонтов, и вот теперь, явно связанное с Джерси, появилось мое собственное чудовище, оно требовало, чтобы его приняли в расчет.
Этой книгой я принимаю его в расчет. Я сказал себе, что это мой способ сделать частью себя того, что случилось, сделать это своим — сделать это своей работой. А работа — это то, про что я знаю, как это делать. Пережить нападение с ножом — то, про что я не знаю, как это сделать. Книга о покушении на убийство может стать для почти убитого тем, что поможет ему обрести контроль над случившимся.
тех самых пор, как консерваторы начали заявлять на него свои права (Башня Свободы, даже жареная картошка — картошка фри, то есть свободная), либералы и сторонники прогресса начали отказываться от него в пользу нового определения социального блага, согласно которому людям больше не придется спорить о новых нормах. Защита прав и тонкой душевной организации групп, которые принято считать уязвимыми, будет иметь приоритет над свободой слова, которую нобелевский лауреат Элиас Канетти назвал “спасенным языком”. Этот отход от принципов, изложенных в Первой Поправке дал правым возможность присвоить сей освященный веками фрагмент Конституции.
Существует разновидность глубокого счастья, которая предпочитает приватность, оно расцветает вдали от людских глаз и не ищет оценки со стороны: счастье, предназначенное исключительно для тех, кто его испытывает, и этого, самого по себе, достаточно.
Независимо от того, что я уже написал и что, возможно, напишу теперь, я навсегда останусь тем, которого порезали ножом. Теперь меня определяет нож. Я буду бороться с этим, но подозреваю, что проиграю эту битву.