После проводов всегда становилось как-то светлее, легче: хохотали; подцепляли шпроты из тарелок, несмотря на мамкины протесты; дядья, думая, что никто не видит, прихватывали чужих жен за бока. В Новый год влетали — веселые, счастливые, как будто вся жизнь впереди
Диман, заебал, иди, по пятьдесят!
Нормальные пацаны в это наебалово, конечно, не играли, но кружили вокруг, присматривая за счастливчиками: когда залетный лоходром вдруг выигрывал больше, чем ему по жизни надо, ему давали понять, что деньги важны в гораздо меньшей степени, чем крепкое здоровье.
Новоприбывший показал на свое горло и сделал извиняющийся жест.
Семен сначала не понял, в чем дело — простыл, может. Голоса нет.
Присмотрелся.
Увидел на горле гостя широкую кровавую рану.
И сразу узнал Слона.
Пацана из фармацевтовских, убитого на районе пару месяцев назад.
Вместо того, чтобы испугаться, Семен вдруг сразу и полностью успокоился: понял, что все, конец. Как было, уже не будет.
Это был первый Новый год, который Семен встречал не дома.
Выражение «Ростовский Новый год» очень веселило заезжих москвичей, но смеяться тут было вообще-то не над чем: с ноября по февраль включительно в городе было сыро, стыло, бесснежно и откровенно хуево.
когда залетный лоходром вдруг выигрывал больше, чем ему по жизни надо, ему давали понять, что деньги важны в гораздо меньшей степени, чем крепкое здоровье.
Ботинки от этого промокнут, а штаны до жопы будут в грязных подтеках, но это его не волновало.
Семену моментально стало стыдно за свою истерику.