Как будто при каждом чтении что-то остается между страницами: чувства, мысли, звуки, запахи… И когда ты много лет спустя снова листаешь книгу, то находишь там себя самого – немного младше, немного не такого, как теперь, будто книга сохранила тебя между страницами, как засушенный цветок, – и знакомого и чужого одновременно
Ворона, сидевшая на иве, посмотрела на него так недоверчиво, словно собиралась в следующую минуту выдать его мельнику.
Если бы я знал, откуда приходят стихи, я сам бы туда отправился.
Майкл Лонгли
Сколько можно тебе повторять: бояться надо не мертвых, а живых
Силы небесные, любовь – это сплошная мука. Кто с этим не согласен, просто никогда не испытывал этого проклятого трепета в сердце.
Война – настоящая фабрика калек…
Зачем вообще нужны истории, если ничему из них не учиться?
правда? Как будто я всегда именно здесь и хотела оказаться, именно здесь. Почему? Ведь здесь ужасно!
– Ужасно, но и прекрасно, – сказал Фарид и поцеловал ее. Как же хорош был вкус ее губ! Куда лучше, чем огненный мед Сажерука. Лучше всего, что он когда-либо пробовал. – Все равно ты не можешь вернуться, – шепнул он ей. – Как только мы освободим твоего отца, я ему скажу.
– Что ты ему скажешь?
– Что ему, к сожалению, придется оставить тебя здесь. Потому что ты теперь со мной, а я остаюсь с Сажеруком
– Это очень жестокий мир, правда? – продолжала Мегги. – Мо часто мне говорил: ты слишком легко забываешь, как он жесток.
Фарид провел обожженными пальцами по ее светлым волосам. Они блестели даже в темноте.
– Все миры жестокие, – сказал он. – Тот, из которого я родом, и тот, из которого ты, и этот. В твоем мире жестокость просто не так заметна, она скрыта, но она там тоже есть.
Он обнял ее за плечи, почувствовал ее страх, тревогу, гнев… Казалось, он разбирает шепот ее сердца, как научился разбирать язык огня.
– Знаешь, что странно? – сказала Мегги. – Даже если бы я могла сию минуту отправиться обратно, я бы этого не сделала. Нелепость,
