Моя работа напоминала школу: никто не радовался по утрам, старшие обижали младших, отличницы-трудоголички вкалывали с раннего утра до позднего вечера. У нас даже отмечали посещаемость, и за опоздания полагалось наказание. Правда, это правило действовало только для коллег на стартовых должностях. А ещё нужно было ходить в сменке.
Бедность оказалась способом навести порядок в жизни: отказаться от излишеств, наладить режим дня, наслаждаться мелочами.
в жизни Антона я — недоеденная картошка.
Из языков я знала английский и когда-то давно учила испанский в школе. Английскому я присвоила уровень «Высокое владение», испанскому «Хорошее владение». А ещё я вспомнила о двух пройденных уроках немецкого в «Дуолингво» и записала это как «Элементарные знания». Таким же образом я поступила с татарским, на котором умела считать до десяти.
я была ей никем — непонятным человеком, воняющим кошкой и бедностью.
Люберцы — чудное место. Каждый раз, когда я там оказывалась, со мной происходило что-то инопланетное.
Замирание стало главной стратегией выживания в офисе.
В основном я практиковалась в жанре «грустный суп»: обжаривала морковь с луком и добавляла их вместе с картошкой в кипящую воду. Были минуты слабости: я срывалась и покупала что-то дорогое и необязательное, праздничное — пирожные и кусочки тортов. Они утешали меня, как ничто другое, то есть были жизненно необходимы.
Ко мне подошёл мужчина с ретривером и сказал: «Не плачьте, лучше погладьте собаку».
успешные мужчины должны платить за бедных гадких уток.
