Изумительная световая лепка на бергмановских портретных планах — та самая ледяная маска, которая образуется на лицах людей, соприкасающихся с холодным космосом мироздания напрямую. Эти герои стоят настолько близко к бергмановской камере, что для них само стекло его оптики, как зеркало для Орфея у Кокто, становится гранью между ними и иным, зазеркальным миром, в котором правит Смерть
Лицо как образ души, вообще, следует признать одним из главных понятий в авторском словаре Дрейера
«Комментированный путеводитель по Бергману»
рефлексия — не метод, даже не стиль, а лишь содержание образа
единственная рифма, которая только и является жизнеспособной на территории искусства: рифма через парадокс. Пребывание на пустынном плато дает пышущему жизнью Эйвинду быть собой, путь сквозь голые скалы ведет изможденного рыцаря Блока к смерти, но оба они, попросту говоря, используют данный им режиссерами пейзаж «по назначению», к тому самому «прямому контакту с мирозданием» оба оказываются пригодны и способны, пусть и по противоположным причинам и с противоположными целями.
Ритуал другой, маски другие — но это по-прежнему ритуал и по-прежнему маски
И Бергман послушался. По-своему. Сама крупность плана начала превращать у него лицо в Лицо.
лабораторная чистота бергмановских пространств — бездушный триумф усталой рациональности, где легко обретает прописку пралогическое действо
Смерть возможно увидеть лишь в условиях архаического, ритуального зрения, еще не разменивающегося на детали, еще оперирующего чистыми понятиями и образами. В
Неотличимость первозданной пустоты пейзажа от постапокалиптической
