благодарили Господа за каждый прожитый день, хотя эти дни протекали бесцельно и однообразно.
Оставшаяся позади ферма переливалась фантастическими цветами, все сверкало – деревья, здания и островки еще не посеревшей травы, языки грязного пламени уже лизали крыши дома, сарая, хлева. Все было охвачено мертвенным заревом. Такую картину мог бы написать Фюссли. Буйный, светоносный хаос разрушал ферму, сгоравшую в его адском огне.
Никто не прижился на фермах, ни франкоканадцы, ни итальянцы, ни поляки. Как ни старались, ничего у них не получилось. У всех с первых же дней пробуждалась фантазия, и, хотя жизнь текла своим чередом, воображение лишало покоя и навевало тревожные сны. Потому чужаки и спешили уехать
Неужели он превратится в серое, сгорбленное чудовище с ломкими костями и будет являться мне в кошмарных снах?
Телескопы и фотокамеры обсерваторий не способны уловить лучи из иных миров, и мы не знаем, какие солнца сияют за пределами вселенной.
Если в народе говорят, что пустошь с каждым годом увеличивается на дюйм, то, наверное, яд еще бродит в почве. Дьявольский свет затаился и ждет своего часа, но что-то сдерживает его и не дает развернуться, а иначе сотни миль превратились бы в такую же серую пустошь.
Им хотелось осмотреть руины при ярком дневном свете, но они не нашли даже руин. Только кирпичи от трубы, камни от погреба, обломки железа и камней да обруч от страшного колодца.
Он заметил, как от выжженного пятна словно поднялось еще что-то, но, еле вспыхнув, упало в колодец, из которого взлетело на небо бесформенное чудище. Это был просто цвет – не земной и не небесный.
Они опять обернулись, посмотрели на долину и не поверили своим глазам. Оставшаяся позади ферма переливалась фантастическими цветами, все сверкало – деревья, здания и островки еще не посеревшей травы, языки грязного пламени уже лизали крыши дома, сарая, хлева.
– Он поглощает все созданное природой, – пробормотал медицинский эксперт.
