Я тоже хотела забыть эту девушку. Забыть по-настоящему, то есть больше не хотеть о ней писать. Больше не думать о том, что я должна написать о ней, о ее похоти, безумстве, глупости, гордости, голоде и иссякшей крови. Но мне это не удалось.
«Нет подлинного счастья, кроме того, которое осознаёшь, когда им наслаждаешься»
Какой поток мыслей и воспоминаний, какую субъективную реальность я могу приписать той себе, что изображена на единственном моем снимке из Англии — черно-белой фотографии 5x5, с плохой композицией, сделанной Р. слишком издалека, где я сижу на бортике открытого бассейна в Финчли на фоне поля и деревьев? Разве что зачатки того, чем я стану позже — или, как я тогда считала, уже стала.
сели на пароход через Ла-Манш, намереваясь отточить свой убогий английский, который шесть лет изучали по книгам без практики.
Бесконечное лето, как и все прочие, пока тебе нет двадцати пяти, пока они еще не начали сжиматься до крошечных размеров и пролетать всё быстрее, а память — нарушать их порядок, не трогая лишь исключительно жаркие и засушливые.
То, чтó мы проживаем, еще не имеет смысла в тот миг, когда мы это проживаем
И в конечном счете — поучительной иллюстрацией: важно не то, что происходит, а то, что делаем с происходящим мы сами. Всё это строится на обнадеживающих убеждениях, с возрастом всё глубже в нас укореняющихся, но правильность которых на самом деле проверить невозможно.
Я начала делать из себя литературное существо — человека, который живет так, словно его жизнь однажды будет описана.
Потребность в нем, в том, чтобы дать ему полную власть над своим телом, не оставляет в ней места достоинству.
То, чтó мы проживаем, еще не имеет смысла в тот миг, когда мы это проживаем, вот почему вариантов письма так много.
