Пошли, Чиж, они сами разберутся, а я забираю тебя домой. Возвращаю себе.
Стихотворная надпись на развернутом транспаранте все время подпрыгивает, и я понимаю почему, когда вижу двух бабулек, держащихся за животы. Мила Францевна и Матильда Ивановна, обе в соломенных шляпках и шелковых шарфиках, нарядные, стоят с транспарантом напротив насупившихся фанаток — Юльки и Владки, у которых в руках эскимо, и вовсю хохочут, тыча пальцем в яркий плакат девчонок
– Чиж… Чиж, Чиж, Чиж! – Артем прошептал у виска. – Ты одна у меня на уме. С тех пор, как появилась, ни о ком думать не могу. Я даже во сне люблю тебя…
Воистину те, кто нам дорог и от кого нет защиты, могут причинить настоящую боль.
– Тебе плохо?
Кажется, я снова пропустила автобус.
– Нет, ты что! – помахала ладошкой перед глазами, прогоняя слезы, словно Сокол мог поймать меня на лжи.
– Чиж? – поймал.
– Совсем немного, – растерялась в ответ на молчаливое ожидание. И вдруг горько вздохнула, испугавшись, что если он сейчас отключится, я снова останусь одна. – Иногда у людей случаются трудные дни, понимаешь? – попыталась улыбнуться. Не получилось.
– И ты решила, что сегодня он – твой трудный день?
Я крепче прижала телефон к щеке. Решила ли я?
– Наверно.
Сокольский не отключался, и я тоже. Мы оба молчали в трубку, словно нам было что друг другу сказать, но что именно – не знали.
– Fanya, will you marry me?
Неважно, что никто не может найти меня на трибунах – мы с Лукой и дядей Васей сидим в футболках с символикой любимой команды и бейсболках среди тысяч других болельщиков, но в кармане настойчивым звонком вибрирует сотовый. Руки дрожат, сердце бьется, а душа поет от счастья, когда я подношу телефон к лицу и отвечаю:
– Yes, I will. I love you. I will always love you!
– Ну, признавайся! Все равно ведь выпытаю!
Артем обнимает меня и шепчет на ухо:
– Что еще никогда не видел такой красивой задницы.
– Сокольский!
– О чем ты подумал?
Сокол тихо смеется, и я игриво кусаю его в ответ на смех.
– Ну, признавайся! Все равно ведь выпытаю!
Артем обнимает меня и шепчет на ухо:
– Что еще никогда не видел такой красивой задницы.
– Сокольский!
Не хочу о нем думать, не хочу вспоминать. Потому что тоже были поцелуи, а кроме них обещания, так окрылявшие глупое сердце. Тогда я верила, что они для меня одной. Что весь его мир для меня.
Не всякое проявление индивидуального мышления равно понятию и ярлыку «эгоист», даже если идет вразрез с чьим-то мнением. На то мы и индивидуумы, в конце концов, чтобы мыслить и принимать решения самостоятельно. Даже в силу возраста.
