Цитаты из книги автора Лучано Мекаччи Беспризорные: бродячее детство в Советской России (1917–1935)

Впрочем, и остальные не лучше. У них нет ни гражданского образования (лишь немногие умеют читать и писать), ни военного. Они настоящие дикари, манера их поведения заставляет сомневаться в том, что у них есть какие-либо чувства. Но они храбрые и верные своему слову солдаты. Они не понимают, что обречены. Несколько тысяч уже убиты. Единственный вопрос сейчас — хочет ли Сталин, посылая их в качестве десантников, использовать беспризорников для того, чтобы выиграть войну, или хочет воспользоваться войной, чтобы избавиться от беспризорников. Кажется, более вероятно второе25.

— Ну что ж! — вздохнул Зузенко. — Улетели чижи. От своих филантропов. Я всегда считал, что свобода сильнее страха смерти. Пацаны это тоже понимают.
Шурка Балашов умер через четыре дня.

Большинство детдомов мало чем отличались от тюрем для малолетних, но при всем том немало детей, выросших в детучреждениях, курируемых тайной полицией, сделали потом почетную карьеру; другие из них попали под власть преступного мира, а третьи по чудовищной иронии судьбы превратились в пригодный человеческий материал для использования на работе в самом НКВД. И те относительно человечные детучреждения, которые курировались ВЧК 20-х годов, тоже готовили фундамент для будущей работы своих воспитанников в тайной полиции. По рассказам, в Белореченской детской колонии около Майкопа (на Северном Кавказе) «половину ее обитателей-мальчиков по достижении ими шестнадцати лет посылали в спецшколы НКВД, где готовили будущих чекистов. Отбирали их из наиболее антисоциальных преступных элементов27.

Отсутствие у беспризорных эмпатии к «другим» — следствие их тяжелого жизненного опыта — во взрослой жизни становилось психологической характеристикой, идеальной для слуг Советского государства, таких как солдаты на передовой или сотрудники тайной полиции.

Графа «брошенные родителями» занимает вообще заметное место в скорбной летописи детского голодания (и беспризорности). Иногда родители открыто подбрасывают детей в учреждения, заявляя: «делайте с ребенком что хотите» — иногда же, гораздо чаще, делают это тайком. Часто матери при этом обманывают детей, уходя якобы на время и бросая их на произвол судьбы, иногда даже отбирая при этом у маленьких все платье и оставляя их в лохмотьях. […]
Детей то подбрасывают на большой дороге — даже зимой, — то, уходя собирать милостыню, бросают детей в нетопленой избе, где потом находят их замершими, то убивают детей, чтобы избавить их от мук голода. Были даже случаи, когда родители зарывали своих обессиленных голодом крошек живыми в снегу, на берегу реки37.

Воздух в детских комнатах ужасный. Уборных нет, и дети все делают здесь же, в комнатах, или даже на кроватях. Дети до такой степени пропитываются этим смрадом, что, когда они случайно попадают на свежий воздух, им делается дурно. Всюду, не только в голодающих губерниях, как Казанской, Владимирской, но и производящих — Тамбовской, Пятигорской, Челябинской (материал ОДО) и других дети буквально голодают, получая пайки ниже всякой голодной нормы; так, например, в Курске получают четверть фунта хлеба, и не ржаного, а из проса или, как в Ярославской губернии, из кострицы (материал «Недели ребенка» СЗД) — суррогат, который отравляет весь организм и который признан абсолютно негодным даже для скота. Овощи если где дети и получают, то гнилые, промерзшие и совершенно негодные к употреблению

. К этому надо прибавить еще, что всюду дети страдают чесоткой, и тело ребенка — сплошная язва, сплошные струпья, сплошь усеянные вшами. Ребенок гниет и разлагается заживо. Ночью, когда зуд становится нестерпимым, когда боль достигает пределов, ребенок кричит и стонет от ужаса и боли. В Пензе, например, в коллекторе мальчик шести лет сошел с ума оттого, что его заела вошь. Сначала он ловил и ку-сал ее, ел; потом в его больном воображении вошь достигла таких чудовищных размеров, что он не мог с ней бороться и целые дни кричал и бился в судорогах. Холод в детских домах кошмарный; детские комнаты нигде в Симбирской, Саратовской, Пензенской, Донской, Владимирской, на Кубани и других губерниях (материал отдела охраны детства и «Недели ребенка») не отапливаются. По углам целые сугробы снега; освещения нет никакого, нет керосина, нет электрических лампочек, и детей даже 15–16-летних уже в пять часов укладывают спать. И все это ночью под своими грязными вшивыми лохмотьями кричит и стоне

Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними…

Ситуация, в которой оказались беспризорные во время Первой мировой войны, Гражданской войны, голода 1921–1922 годов, великого голода начала 1930-х годов, сталинских репрессий и, наконец, Великой Отечественной войны, характеризовалась первичной потребностью в пище и способами ее удовлетворения

первой половине 1920-х годов беспризорных насчитывалось сотни тысяч: наивысший показатель примерно в семь миллионов был достигнут в 1922 году (в 1926 году все население СССР составляло чуть более 147 миллионов человек). В 1922 году каждый месяц в Москву прибывало не менее тысячи детей8.