Изоснежда издали увидела могучие фигуры северных воинов, просияла.
Он вытащил нож, с трудом перепилил несущую нить, самую толстую, что служила рамкой.
? Вроде бы неплохое. С рассвета ловит рыбу. Говорят, лучше всего ловится именно на рассвете.
– Он прав, –
Впрочем, дважды огонь раскладывали для просушки одежды: попадали под короткий злой ливень.
подкошенный, успел увидеть, что сбило кончиком хвоста, а сам зверь ревет от ярости и боли: калика ухватил
Настоящая женщина от мужчины ничего не требует, он и так отдаст все, что добудет. Его нужно поддерживать, помогать, утешать…
хоть что-то живое – вереницу паломников. Пешие брели, не отрывая глаз от земли, в лохмотьях, изможденные. Томас потихоньку прошептал благодарственную молитву Пречистой Деве, что сотворен благородным рыцарем. На паломниках даже плащи гаже тряпок, о которые вытирают ноги.
Они брели, покрытые серой дорожной пылью, загребая усталыми ногами. Стоптанная обувь волочилась, распадаясь на глазах. Все до одного похожие то ли на огородные пугала, то ли на скелеты в плащах с капюшонами. Томас закашлялся от поднятой пыли, поспешно пустил коня вперед. Ни один не взглянул на великолепного рыцаря. Навидались в Святой земле. Впрочем, и рыцарь повидал всяких странников, паломников, одержимых, дервишей, даже пророков.
Впереди темнела стена леса. Конь посматривал с надеждой – прохлада, отдых, но шагу не прибавил – далеко. Дорога пролегала через маленькое село, Томас поправил перевязь меча, насторожи
– Даже имени твоего народа почти не осталось, – бросил Слымак люто. – В самых дальних селах, куда еще не дотянулась наша власть, остались русичи, а везде – русские рабы, русские смерды, русские невольники… Потом просто будут называться русскими. Ты, волхв, хорошо знаешь разницу между существительным и прилагательным!.. Я как-то встретил Сардана, тот как раз внедрился к киевлянам, спрашиваю: «Ты кто теперь по племени?» Он отвечает: «Русский». Я засмеялся и говорю: «А я греческий…» Ха-ха!.. Согласись, юмор высшего класса!
Ели в молчании, усталые, хотя вроде бы целый день только сидели на летящем драконе.
Томас съел ящерицу с кожей и когтями, потом взял камень и подстерег еще двух дур, что вылезли из норок греться на таком диком солнцепеке. Одну съел еще сырой, показывая калике, как равнодушны одухотворенные воины Христа к плотоядным утехам, а калика съел свою тоже сырой, явно потакая звериным языческим привычкам либо угождая языческим богам.