в переменах единственное постоянство, дарованное нам Небом. Человека, утвердившегося на Пути, перемены не пугают, ибо душа его глубока, и в ней всегда покой, какие бы волны не бушевали в мире. Не следует страшиться этих волн — они лишь мнимости, подобные игре солнца на перламутровой раковине. С другой стороны, не следует слишком уж стремиться к покою — и покой, и волнение суть проявления одного и того же, а сокровенный путь теряешь как раз тогда, когда начинаешь полагать одни мнимости более важными, чем другие
никакой истины нет, пока мы не озаботимся ее поисками
ослику можно помочь, если найти его гипногештальт.
— Гипногештальт? А что это такое?
— Это внутренняя ось зла каждого человека. То, что делает нас такими, какие мы есть, независимо от воли и желания. Типа незаметно гипнотизирует в фоновом режиме.
— А пример можно? — спросил Степа. — Что им может быть?
— Да все, что хочешь. Например, ребенок растет бандитом, потому что окно его комнаты выходит на афишу кинотеатра, где постоянно всякие гангстеры с пистолетами.
Степа посмотрел на его выпирающий мохнатый живот, стараясь не опускать глаза ниже. Сракандаев ухмыльнулся.
— Некоторые говорят, что это от пива, — сказал он и подмигнул. — Врут. Это для пива
Серьезные денежные реки, попетляв по Среднерусской возвышенности, заворачивали к черным дырам, о которых не принято было говорить в хорошем обществе по причинам, о которых тоже не принято было говорить в хорошем обществе. Степин бизнес в число этих черных дыр не попал по причинам, о которых в хорошем обществе говорить было не принято, так что Степа постепенно начинал ненавидеть это хорошее общество, где всем все ясно, но ни о чем нельзя сказать вслух. Он даже переставал иногда понимать, что, собственно говоря, в этом обществе такого хорошего.
Когда человек читает книгу, он видит придуманные другими знаки. То же происходит, когда он смотрит на мир: лес для нас состоит из тысяч по-разному написанных иероглифов «дерево». Глядя же внутрь себя (это возможно лишь потому, что есть иероглифы «внутри» и «снаружи») и думая о себе (а это возможно лишь потому, что есть иероглиф «я»), он видит только отпечатки знаков. Но он не замечает самого главного — на чем появляются эти отпечатки.
а удержать в сознании мы можем лишь то, что сумели облечь в слова
«У российской власти, Чубайка, есть две основные функции, которые не меняются уже много-много лет. Первая — это воровать. Вторая — это душить все высокое и светлое. Когда власть слишком увлекается своей первой функцией, на душение времени не хватает, и наступает так называемая оттепель — ярко расцветают все искусства и общественная мысль…
Запомни, свинка, — сказала Мюс, — чтобы ты никогда больше не смел так выражаться! I was born in a gay and lesbian family
Дело не в позорном листке «Хуйло молоХа» (a.k.a. «eXile»), который все годы реформ объяснял заезжим педофилантропам, как надругаться над голодным русским тинейджером, угостив she or he эстонским «порошком горячих парней». Дело в нынешней россиянской власти, которая давно проделывает то же самое со всем русским народом. Только вместо шприца у нее Останкинская телебашня. Малюта, PR-технолог и русский интеллигент».
