они меня залижут до смерти!
– Они уже люди.
– Еще хуже: тогда все кости переломают!
ек… наполовину. И смущение у меня еще присутствует.
На то он тут, собственно, и нужен, чтобы, выслушав все мнения, решительно сказать свое твердое слово.
Но-но. Не сметь покушаться на мой зад! Он у меня один и совсем не для того, чтобы на него замахивались
Оборотни фыркнули и демонстративно отвернулись.
– Р-ры, – гордо сказал один.
– Ры-ры, – не менее гордо ответил второй. Ну, что-то вроде «дурак» и «сам дурак». Как всегда, в общем.
Оборотни фыркнули и демонстративно отвернулись.
– Р-ры, – гордо сказал один.
– Ры-ры, – не менее гордо ответил второй. Ну, что-то вроде «дурак» и «сам дурак». Как всегда, в общем.
Как говорится, жить захочешь – и не так раскорячишься
Тьфу! Гадость! Политика, мать ее! Сделай из врага друга, а потом пользуй его как хочешь
Были даже мастера, которые совмещали момент, когда клинок только вынимался из ножен, с собственно ударом. Этакая стремительная и смертоносная дуга, которой просто не успеваешь ничего противопоставить. Только моргнул, и все – покатилась голова с плеч, а мастер, вежливо пропустив мимо себя падающее тело, уже отвернулся и оказался на полпути к дому.
– А что еще вам не велено, позволь спросить?
– О, много чего: называть свои имена посторонним, говорить, кто мы и откуда, рассказывать подробно про Печати, про Фарлион и сколько Тварей мы там забили… Потому что неприлично хвастаться, понимаете? Еще нам нельзя открывать свои лица, называть имя Хозяина, выполнять чужие приказы, если они идут вразрез с его собственными…
