судьба — это барышня, считающая, что у нее хорошее чувство юмора.
Аластер не был уверен, что Император обрадуется этой картине. Она, конечно, была живой и поэтому доносила свой смысл так, будто рассказывала его на ухо. Вот только, что это был за смысл? Картина впервые нашептала ему, что слова «белый», «храм» и «зло» могут стоять рядом.
Аластер, ты хоть раз в жизни видел живую картину?
Аластер отрицательно покачал головой.
— Вот, а раньше практически каждая картина умела быть живой, и не только картины — песни, книги, танцы, все имело душу и рассказывало о себе на своем языке. А потом…
Аластер впервые понял, что хотела сказать Элизавет. Вероятно, потом люди стали другими и разучились делать картины живыми.
— Мне не нравится то, каким становится этот мир.
Аластер не ожидал подобного. Такое говорить нельзя! Это плохие слова… очень плохие слова
— А почему? — переспросил он.
— Дело в людях. С каждым годом, с каждым новым поколением они теряют те сокровища, которые хранили столько лет и считали их бесценными. Теперь же они выбросили их как бесполезный мусор и растоптали. Традиции, мировоззрение, культура, меняющиеся и подстраивающиеся под новое общество, показывают новую личину человека, и мне она не нравится. Человечество превращается в ничто.
Отец ведь говорил ему когда-то, когда еще готовил к важному и ответственному служению на благо людей, что хороший руководитель должен знать не только лицо своего княжества, но и его темную изнанку.
Только правда может нас обидеть, и ничего кроме правды.
— Я… я не знаю почему каждый раз так больно, когда кого-то теряешь… Может быть… может… человек он такой, ко всему привыкает… может быть, мы просто привыкли.
