Бог дал человеку глаза спереди, а не сзади, значит, человек должен думать о том, что будет, а не о том, что было.
руке. Натягивает левую; внутри она кажется теплой и идеально облегает ладонь, словно рука и перчатка — давние знакомые. Ксендз облегченно вздыхает. Касается висящей на плече сумки, машинально ощупывает ее прямоугольные края, плотные утолщения, напоми
движение, как ничто другое, способствует размышлениям
Ксендз Хмелёвский — Эльжбете Дружбацкой
Между сердцем и языком — пропасть, — сказал он. — Запомни это. Приходится скрывать свои мысли, особенно если ты, на свое несчастье, родилась женщиной.
«Мир вовсе не создан добрым Богом, — сказал мне реб Мордке однажды, когда счел, что я уже достаточно повидал. — Бог создал все это случайно и ушел. Это великая загадка. Мессия придет незаметно, когда мир погрузится в глубочайший мрак и чудовищную нищету, в зло и страдания. С ним будут обращаться как с преступником — так предсказано пророками».
Еврейский историк Иосиф Флавий утверждает, будто мир был создан осенью, во время осеннего равноденствия.
В этом смысле смерти действительно нет, считает Ашер, никто не описал ее опыт. Она всегда чья-то, чужая. Бояться ее нечего, потому что мы боимся чего-то другого, не того, что есть на самом деле. Мы боимся некой вымышленной смерти (или Смерти), являющейся плодом нашего воображения, клубком мыслей, историй, ритуалов. Это скрепленная договором печаль, согласованная цезура, упорядочивающая человеческую жизнь.
О чем поет моя душа?
Нет, не о том, что вы, спеша,
Крушите крепости и троны,
Ей нет заботы до короны.
Кружится в танце целый день
Душа над миром. Свет и тень,
Добро со злом, успех с бедой
Под мельницу текут водой.
Все стены мира ей смешны,
Трибуны вовсе не нужны.
От плевел зерна отберет,
А жемчуг свиньям в хлев метнет.
О Тот, кто правит в небесах,
Кто души мерит на весах,
Пока мой дух танцует здесь,
Скажи мне, вправду ли Ты есть?
И если ты — един Господь,
Дай немоту мне побороть,
Дай слов сказать моим сынам,
О Том, Кого люблю я сам [244].
Летом 1793 года была опубликована работа Юниуса Фрея под названием Philosophie sociale, dédiée au peuple français par un citoyen de la section de la République française («Социальная философия, посвященная французскому народу гражданином секции Французской Республики»), в которой Фрей, он же Томас фон Шёнфельд, он же Моисей Добрушка, утверждал, что каждая политическая система, подобно религии, имеет свою собственную теологию и что необходимо исследовать теологические основы демократии. Одну из глав он полностью посвятил суровой критике Закона Моисея, который обманул свой народ, представив придуманные им самим правила — способствовавшие угнетению человека и лишению его свободы — как божественные. Количество страданий и бед, насилия и войн, которые это принесло еврейскому народу, и не только ему, потрясает. Иисус поступил лучше и благороднее, положив в основу своей системы разум. К сожалению, его идеи, как и идеи Магомета, были извращены. Однако истина, которую так успешно скрыл Моисей, может быть достигнута путем прослеживания связей между разобщенными на первый взгляд областями — точными науками, искусством, алхимией и каббалой, поскольку все они дополняют и комментируют одна другую. Книга заканчивалась апологией Канта, который, опасаясь властей, был вынужден скрывать свои истинные мысли под видом темной метафизики, служившей ему «талисманом от цикуты и креста».
