Мы не то чтоб открыто говорить и писать и друзьям рассказывать, что думаем и как истинно было дело, — мы и бумаге доверять боимся, ибо по-прежнему секира висит над каждой нашей шеей, гляди опустится
закон поэзии - быть выше своего гнева и воспринимать сущее с точки зрения вечности.
А написанного всего так много, а читать людям всё меньше досуга, что кажется: мемуары писать да ещё литературные - не совестно ли?
Понурая свинка глубок корень роет.
мной пережил он вспышку новой надежды, что вот нашёл себе друга. Но я не заблуждался в этом. Я полюбил и его мужицкий корень
не допускал, что в литературе или политике я могу разглядеть или знать такое, чего не видит или не знает он.
оследствие волюнтаризма в области литературы».
Но вместе с тем как не сказать теперь, что упустили и мы золотую пору, приливную волну, которая перекинула бы наш бочонок куда-куда дальше за гряду сталинистских скал и только там бы раскрыла содержимое. На
сякую рукопись полюбив сперва чувством первым, Твардовский непременно должен был провести её через второе чувство и лишь тогда печатать — как произведение советское
о больше портит перо многолетняя невозможность иметь читателей — и строгих, и враждебных, и восхищённых, не
