екогда было: очень уж он был занят своими мыслями и те
осле смерти Марьи Федоровны Гарусов долгое время был сам не свой, как будто его связали поперек сердца веревками, а потом отошел понемногу и начал жить.
Он сказал Зое, что хочет пригласить к себе товарища, как она на это посмотрит? Зоя посмотрела серьезно, уговорила Гарусова подождать до получки, а то и принять человека нечем будет. Назначили день. Зоя купила бутылку, испекла пирог, сделала холодное, накрыла на стол. Стали ждать гостя, приодетые: Зоя в голубом крепдешиновом, Гарусов в новом костюме
Тебя, может, отец шибко порол?
– Ага, – врал Гарусов, становясь малиновым. Лестно было быть мальчиком, которого порол отец.
"Повару есть не надо, он съестным духом сыт", – объясняла она своей помощнице Любе.
Один раз Гарусову посчастливилось: он поймал на заднем дворе хромую ворону. Мать сварила из нее настоящий суп, и был у них пир, и тетю Шуру пригласили, и все наелись. Гарусов и не знал, как это вкусно – вороний суп. "Наступит мирное время, – решил он, – каждый день буду есть такой суп".
