Город проснулся, высунулся в окно, вышел выкинуть мусор и застыл в изумлении: что это? Как это? — не в силах сделать первый шаг. И завораживающая белая целина покрывается пошаговыми междометиями:
— О!
— Ух ты!
— Ну надо же!
— Это ведь зима? Правда?
— Как замело, смотри-ка!
В январе мы чаще всего лишены Брейгеля, снеговика, далее по списку. Хорошо, что Дед Мороз — явление календарное, а не климатическое. Именно из-за погоды я, например, не выучился ходить на лыжах. Снег хоть и бывал, но с неохотой, и при всяком удобном случае норовил слинять: либо в кашицу превратиться, либо вовсе стаять, обнажив уличный мусор.
Ветреность здешней погоды общеизвестна. Сначала она тихая и спокойная. Как же! Так мы ей и поверили! Уж мы-то знаем, что надо использовать каждую минутку спокойной общедоступной тишины. Потому что через минуту-час-день она может качнуться в любую крайность. Либо в дождь (что вероятно), либо в жару (что летом также вероятно), либо в неустойчивую комбинацию всех известных погодных ингредиентов.
Сумеречная, с дождём — то ли ноябрь, то ли декабрь, то ли март… полгода длится такая погодка. Надолго мы застреваем в этих куртках и хлюпающих ботах. В несостоявшейся зиме, в резиновой осени и плаксивой пред-весне; той её части, когда почти вся живая природа спит, одни мы шевелимся.
Погода похожа на нас, а мы — на неё. Трудноуловимые, переменчивые, морские, с континентальной пылью на зубах. Ветреные. В прямом смысле. Всякие. Но без радикализма.
Тот англичанин, который придумал «не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда», безусловно, был калининградец. Я знаю многих калининградцев, которые, выглянув в окно и увидев там дождь, говорят: «Ну вот, наконец — хорошая погода». Эдакие человеки дождя. Я знаю многих калининградцев, которые в любой калининградской погоде чувствуют себя комфортно.
В городе с послевоенных времён было два старейших тусовочных места, которые передавались из поколения в поколение. Где удобнее всего назначить свидание? У Шиллера либо у Быков.
Вполне возможно, что на вопрос «А где сейчас Замок?» следует широким жестом указать на проспектмировские дома да на здание штаба Балтфлота. Сразу после войны их тела реконструировали (или строили, как «Дворянское гнездо» напротив драмтеатра), — и как вы думаете, откуда брался стройматериал? Откуда кирпичик? Из Замка, вестимо… из вотчины хитрой конторы под названием «Карьерное управление Балтфлота».
Точно также из металла памятника кайзеру Вильгельму отлили товарища Сталина. А затем, когда сняли Сталина с постамента, его металл тоже пустили в дело: наделали трамвайных бронзовых втулок, страшно дефицитных в ту пору. За десять лет втулки стёрлись, посыпав монументальной бронзовой пылью улицы города.
Он, советский период, подарил нашему городу всего 12 (!) крупных общественных зданий по оригинальным проектам. Всё остальное — типовые проекты, адаптированные к городской ситуации. Вот этот список. Гостиница «Калининград»; мотель «Балтика», спорткомплекс «Юность», одноимённый бассейн, Дом профсоюзов на Сергеева, здание Городского дома творчества там же (переделано из типовой школы); Областная прокуратура на Горького; кинотеатр «Октябрь» (Дом искусств); жилой дом со встроенным магазином «Океан» (гэдээровский проект); Дом быта; ресторан «Ольштын»… Дом Советов возглавляет перечень.
Бывший сельский принцип строительства с началом XXI века стал вдруг чрезвычайно популярен. Настолько, что фахверк стали имитировать деревянной аппликацией на штукатурке газосиликатных домов, указуя на древность, историчность и «европейские традиции» (см. «Рыбную деревню»). Т. е. На «кёнигсбергщину»
