Жизнь вообще устроена очень фальшиво, пока не соприкасается со смертью.
Некоторые вещи мы делаем не потому, что должны.
Некоторые вещи мы просто не можем не делать.
Смысл – это информация, отношение к ней, ее использование, совокупность отношений части и целого. Вы попробовали чай и получили знание. Само по себе оно малоценно даже для вас. Смысл незнакомого вкуса в том, как он изменяет тебя и как ты изменяешь мир. Но, как правило, одна личность не продуцирует значимое количество смыслов, на это способна лишь целая культура.
– Все думают, что власть и благополучие развращают, – сказала Милана. – А на самом деле нищета и бесправие ничуть не лучше…
– Представь себе бедную, некрасивую и глупую девчонку, – сказал я. – И вдруг ей дали красивое тело, сделали умнее, дали маленькую, но власть.
– В кино после этого люди меняются к лучшему.
– А в жизни не всегда.
Им ведь не нужны красивые или умные. Таких, наверное, они использовали иначе. А вот глупые, уродливые, затравленные, живущие без любви, без дружбы, в беспросветной череде нелюбимой работы, без перспектив, с одной лишь глухой, безнадежной завистью ко всем, кто красив и любим, кто умен и талантлив… О, какие из них должны получаться замечательные Слуги! Недалеко, в общем-то, ушедшие от людей, но жадно схватившиеся за обретенную красоту, ум, силу, молодость. Ненавидящие и презирающие людей. Преданные своим благодетелям…
Люди и без дьявола умеют быть мерзкими. Просто нам удобно перекладывать на других свои грязные мыслишки и делишки.
Это жизнь, вся жизнь – лишь встречи и расставания…
Вроде просто слова, но я вдруг представил себе человека, живущего сотни лет. Он одинок, люди проносятся мимо, словно мотыльки перед лампой, вспыхивают и умирают. Умирают враги, умирают друзья. Умирают любимые. Умирают дети и внуки. Он человек, но одновременно нечто куда большее. Одинокий, несущий груз немыслимой ответственности, неспособный позволить себе подлинные чувства – они все равно угаснут. Есть такие же, как он, но их очень мало, и они все давно опротивели друг другу. Но где-то в душе у него остается робкая надежда – встретить ту, что его поймет и примет таким, какой он есть…
– Убить можно кого угодно и что угодно, – сказал Продавец. – Можно убить Инсека, собственно говоря, он уже убит, но существо такого уровня развития умирает очень долго. Можно убить Прежнего, можно убить даже Высшего, хотя это потребует усилий, соизмеримых с уничтожением звезды. Можно убить девочку-жницу, можно убить тебя. Можно убить веру, можно убить надежду, можно убить любовь. Всё смертно. И мы тоже.
