Что может сравниться с величием преподавателя? Не потому, что он формирует умы и определяет будущее нации, — это весьма сомнительно. Не очень реально повлиять на поколение, еще в утробе матери предназначенное для компьютерной игры «Grand Theft Auto: Vice City». Нет, я о другом. Преподаватель — человек, наделенный властью заключить жизнь в стройные логичные рамки. Не всю жизнь вообще, боже упаси! Всего лишь кусочек, малюсенькую дольку. Он упорядочивает неупорядочиваемое. Ловко раскладывает по полочкам: тут модерн, тут постмодерн, ренессанс, барокко, примитивизм, империализм и так далее. Размечает все это дело контрольными, курсовыми, каникулами, экзаменами. Красотища! Божественная симметрия полугодового курса. Одними названиями заслушаешься: семинар, факультатив, интенсив только для старшекурсников, аспирантура, практикум... Какое потрясающее слово — «практикум»!
— Всегда представляй себе, что о твоей жизни напишут книгу, — повторял папа. — Само собой, ее не напечатают, пока не обзаведешься Веской Причиной, зато жить будешь с размахом.
Находясь в одном месте, человек думает о другом; танцуя с женщиной, невольно мечтает о плавных контурах обнаженного плеча другой; проклятие человечества — неспособность достичь состояния удовлетворенности, когда и ум, и тело блаженно пребывают в одной-единственной гавани!
Как будто всем вокруг дозволено быть сосновыми иголками и только тебя заставляют быть смолой
Мой вывод: человека придавливает не столько случившаяся трагедия, сколько сознание, что о ней известно окружающим.
«Есть нечто опьяняющее в мечте о свободе и в людях, которые ради нее готовы рисковать жизнью, особенно в наше тусклое время, когда большинство граждан еле-еле способны оторвать зад от дивана ради доставленной пиццы».
Когда тебя неверно понимают, — говорил папа, — да еще и заявляют прямо в лицо, будто всю твою сложную сущность можно выразить десятком слов, небрежно нанизанных на веревку, точно застиранное белье, — это самого спокойного человека выведет из себя.
«удариться в чеховщину»: надраться, чтобы язык еле ворочался, и упиваться своими страданиями — нежиться в них, как в горячем источнике.
Она была книга с увлекательным сюжетом, написанная до крайности небрежно. Часто не заморачивалась с ремарками, кто что сказал, — читатели, мол, сами догадаются. Но некоторые фразы были до того красивы, что дух захватывало.)
Если и есть в мире Тьма и Ужас, то они вежливо дожидаются, пока люди позавтракают.
