Вечность – это не будущее. Когда мы умираем, смерть обращает вспять нашу орбиту, и мы начинаем двигаться в обратную сторону, навстречу прошлому, навстречу тому, что ушло. Так мы бесконечно разматываем нить судьбы, распуская все бесконечное, что создало нас в вечности, в нескончаемом стремлении к пустоте, которую никогда нельзя достичь, ибо она никогда не существовала.
Дни приходят и уходят, а любовь остается. Очень глубоко, в недрах мироздания, соприкасается и смешивается поток этого мира со встречным потоком мира иного, и из смешения рождается печальнейшая и сладчайшая боль на свете: боль бытия.
Один и тот же случай, в зависимости от внутренней склонности, печален и радостен.
Путешествовать… путешествовать… Какая морока с этим зонтиком… Бог ты мой, а это что?
Страсть к путешествиям берет начало в топофобии, а не филотопии;
Здесь, в этой скудной жизни, мы вечно пытаемся и Бога поставить себе на службу – нам бы только раскрывать его, как зонтик, чтобы защитил нас от всевозможных несчастий».
в какой-то мере философия – сводничество, а сводничество – философия.
коль наши духовные предтечи высмеивали самые святые, читай, самые утешительные надежды и и упования своих собратьев, то почему мы должны всерьез говорить обо всем остальном? Если даже над Богом посмеяться находились желающие, отчего же нам не позубоскалить над Разумом, Наукой и даже Истиной? Если нашу главную надежду у нас отобрали, то почему бы не перетасовать все истины, чтобы убить время, убить вечность и так отмстить за себя?
сам дон Мигель каламбурить обожает, но исключительно метафизическими идеями, – и станет ясно, отчего многим его книги внушают отвращение
где нет хоть капельки яда, там нет и иронии, а умеренность – враг юмора или, по его выражению, злобного юмора.
