Идёт жизнь и волочится вслед за ней смерть, неспешно подбирая уставших. Настаёт день, когда ты провожаешь собственных родителей. И чувствуешь, как упал и разбился последний щит, отделявший тебя от смерти.
Всё, следующим будешь ты.
Быть может, ты ещё не раз посетишь кладбище, поднимешь с друзьями рюмку не чокаясь, вздрогнешь, услышав в новостях знакомое с детства имя. Но всё равно ты знаешь, теперь ты следующий. Ты чувствуешь холодный ветер вечности, дующий с той стороны. Теперь ты — щит для тех, кто идёт за тобой. Ты плотина между бытием и небытием.
И ты знаешь, что неизбежно рухнешь.
Хочешь идти быстро, иди один, – сказал Берхейн и погрозил мне указательным пальцем. – А хочешь идти далеко – иди с друзьями!
– Вполне. Одного лишь не понимаю… Ну ладно ос-роды, они солдаты. Они мерят остальных боевым потенциалом. Но вы же мыслители! Ученые, философы, творцы! Элита!
– И что? – удивился Думающий.
– Как может разум позволять такую жестокость?
Думающий посмотрел на меня с иронией.
– Только разум на это и способен, Никита Самойлов. В природе нет жестокости, поскольку нет ни морали, ни этики.
– У меня три жены, – обиделся Берхейн. – Мне некогда предаваться разврату.
Клаустрофобия? Нет, не слыхал. Закройте дверцу шкафа со своей стороны…
Хочешь идти быстро, иди один, – сказал Берхейн и погрозил мне указательным пальцем. – А хочешь идти далеко – иди с друзьями!
Физический шлюз, – уточнил я. – Можешь позвонить, динамик будет транслировать твой голос, микрофон улавливать и передавать во внутреннюю сеть. Так же с видео. Экран, камера…
в каждой избушке – свои погремушки.
– Свет на бумагу, – скомандовал я, и в потолке включились светильники, узким лучом выхватившие развернутый лист.
Что нам в жизни остается, если не играть по чужим сценариям?
Секс и адреналин.
Ну еще книжки и кино, конечно же.