Диссидент выходит из дома. На улице идет дождь. Посмотрев в небо, он восклицает с негодованием: «Что хотят, то и делают!» На следующий день диссидент выходит из дома, а на улице светит солнце. Он снова смотрит в небо и с негодованием восклицает: «Вот на это у них денег хватает!»
Советские граждане также повышали непредсказуемость течения времени (например, участвуя в постоянном и не ограниченном по времени общении, которое могло длиться всю ночь или весь рабочий день), создавали множество видов символического свободного времени, предпочитая непритязательную работу, дающую множество выходных (кто-то работал в котельных, кто-то пользовался постоянными отпусками по больничному, кто-то накапливал отгулы и так далее), и, наконец, создавали временной режим вненаходимости, интересуясь темами и занятиями, которые были удалены во времени и пространстве по отношению к текущему авторитетному дискурсу государства (от занятий древней историей и изучения «экзотических» языков до занятий теоретической наукой, поездок в археологические экспедиции, походов в удаленные, малозаселенные, находящиеся как бы «вне» исторического времени участки страны).
Сталин перечеркнул фразу «союз благородный», которая функционировала в роли определения к понятию «Советский Союз», объяснив это тем, что слово «благородный» обозначает не только «моральный», но и «аристократический», принадлежащий к «благородному классу». В итоговом тексте гимна «благородный» заменили на «нерушимый».
Молодой человек из одного вышеупомянутого примера, который отказывался платить взносы «из принципа», вызывал у них гораздо большее раздражения, чем комсорг Ирина, которая собирала взносы и которую они называли «сборщиком подати». Ирина была своей, а он своим не был.
Разговаривать во время его было сложно, тебе могли сделать замечание, поэтому лучше всего было читать. Все читали. Абсолютно все. Выглядело это смешно – как только начиналось собрание, головы в зале опускались и все начинали читать. Кто-то даже засыпал.
Например, в далеком сибирском Якутске в середине 1970-х годов существовала активная система обмена пластинками и записями, хотя пластинки сюда могли попадать только самолетом или посылаться авиапочтой из других городов страны. Естественно, появлялись они здесь с опозданием — через несколько месяцев, а чаще — лет после их выхода на Западе, но не намного позже, чем они появлялись в Москве и Ленинграде. Как и в других городах страны, в Якутске были свои знатоки западного рока, которые гонялись за самыми свежими альбомами, с пренебрежением относясь к старым и уже хорошо знакомым группам и записям.
Советская система менялась изнутри, претерпевая нарастающую детерриториализацию, причем этот процесс пока не воспринимался как необратимый подрыв системы
Космополитизм является продуктом «слепого подражания» буржуазной культуре, а интернационализм – продуктом прогрессивного обмена культурными формами с другими народами. Первый национальную культуру обедняет, второй – обогащает
Как отмечают Вайль и Генис, в 1960-х годах
эфемерные радости дружеского общения ценились выше более реальных, но и более громоздких достижений, вроде карьеры или зарплаты. Быть «своим» казалось, да и было, важнее официальных благ.
Однако нельзя забывать крайне важную деталь – большинству советских граждан, принимавших участие в выборах, было не столь важно, за кого именно они голосуют.
