работах Плеханова (он был на 14 лет старше Ленина), как «Социализм и политическая борьба» (1883), «Наши разногласия» (1885), «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895), «К вопросу о роли личности в истории» (1898)
«Ленин, – пишет Плеханов в своем «Письме к сознательным рабочим», – выдвигает на первый план не то, что есть общего у его фракции с другой фракцией, – которая ведь тоже имеет корни в рабочем движении, – а то, что отделяет ее от нее… Он сектант: неисправимый сектант; сектант до конца ногтей. Он недорос до точки зрения классового движения. В этом смысле он останется недорослем до гроба…»[91]
«Мышам всегда надо грызть что‐нибудь, – писал Плеханов, – потому что иначе у них слишком отрастают зубы. Ленину и его ближайшим единомышленникам всегда надо кого‐нибудь отлучать от церкви приблизительно по той же причине: иначе у них слишком отросли бы зубы… которые, очевидно, нельзя назвать зубами политической мудрости»[90]
Меньшевики больше хотели объединения, чем большевики. Но на условии сохранения демократических начал в партии. Ленин для себя давно уже решил невозможность реального объединения при наличии столь полярных взглядов у обеих фракций. В частности, Г.В. Плеханов заметил и понял это раньше других, назвав деятельность Ленина в этом направлении «дезорганизаторской». В своей статье «Всем сестрам по серьгам» старейший российский социал‐демократ не без сарказма отмечал: «Организационная политика т. Ленина (а стало быть, и тт. ленинцев) как две капли воды похожа на дезорганизацию. Я советовал бы названному товарищу почаще перечитывать щедринский устав о свойственном градоправителю добросердечии. Восьмая статья этого устава весьма благоразумно напоминает, что «казнить, расточать или иным образом уничтожать обывателей надлежит с осторожностью, дабы не умалился от таковых расточений Российской империи авантаж». А вот т. Ленин слишком часто обнаруживает склонность «казнить, расточать или иным образом уничтожать» тех членов нашей партии, которые не одобряют его направления»[89].
Э. Карр считает, что этот человек обладал «величайшим искусством политического стратега и политического тактика»[74]. Имея в качестве главной цели захват власти, Ленин, исходя из этого, строил партию, способную решить такую задачу.
Освободив Балабанову от должности секретаря Исполкома Коминтерна, Политбюро строго‐настрого ей запретило «оглашать ее расхождения с ЦК»[71]. Однако Анжелика опубликовала на Западе ряд статей, которые затем вышли книгой «Впечатления о Ленине». Она, в частности, пишет: «С самого начала меня поразило то значение, которое Ленин придавал каждой повестке дня, каждому слову в ней, даже каждой запятой. Он мог часами обсуждать незначительные детали. Все это убедило меня, что это значило для него в контексте истории. Он хотел, чтобы в анналах истории была отражена верность его позиции и ошибочность других»[72].
К слову, свой двухтомник о Сталине я писал до 1985 года, когда не мог знать все эти документы; их по поручению ЦК надежно стерег академик Г.Л. Смирнов, до него Поспеловы, Федосеевы, Сорины, Ардаматские и другие большевики. А мы все, и я в том числе, безгранично верили в «величайший гуманизм» пролетарского вождя.
Ленин любил секреты, поэтому тайно готовить террор – это более революционно, это наверняка. Читая такие документы (а их в секретном фонде вождя немало), начинаешь глубже понимать феномен большевизма.
Ленин сам умел показывать пример большевистской беспощадности: уже тогда это стало называться классовой революционной добродетелью. Вот один из многих документов, показывающих, почему большевикам удалось устоять. Летом 1920 года, утверждая власть большевиков, Ленин широко инициировал террор: открытый и тайный. Террор против остатков буржуазии, сочувствующих ей, меньшевиков, эсеров, просто инакомыслящих. Своей рукой вождь революции написал:
«т. Крестинскому.
Я предлагаю тотчас образовать (для начала можно тайно) комиссию для выработки экстренных мер (в духе Ларина. Ларин прав). Скажем, Вы + Ларин + Владимирский (Дзержинский) + Рыков?
Тайно подготовить террор: необходимо и срочно…
Ленин»[61].
Весьма любопытны в этом смысле размышления А.Н. Потресова о Ленине из не оконченных им мемуаров. «Ни Плеханов, ни Мартов, ни кто‐либо другой, – писал Александр Николаевич, – не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал – господства над ними. Плеханова – почитали, Мартова – любили, но только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным бесспорным вождем. Ибо только Ленин представлял собою, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатичную веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя… Но за этими великими достоинствами скрываются также великие изъяны, отвратительные черты, которые, может быть, были бы уместны у какого‐нибудь средневекового или азиатского завоевателя…»[58] Так писал Потресов о Ленине. А Ленин оценивал Потресова в присущем ему духе более лаконично: «Экий подлец этот Потресов!»[59]
