Само собой, мы и до этого выступали под открытым небом, но это было по другую сторону океана на знакомой земле. Штаты огромные, со своим размахом. Я не знаю, почему в Европе все кажется чуточку больше. Чуточку значительнее. Толпа как в телевизоре, и сцена как пьедестал. И вроде как наша очередь выходить.
Этот День в самом деле Большой и жаркий, а мы выступаем первыми.
— У меня на самом деле нет проблем с алкоголем, — признаюсь я.
— Хм. — Она знающе улыбается, но я не отчаиваюсь спросить, как она сама тут оказалась: по делу или тоже просто дуркует.
— Я — плохой человек, — толкаю я дальше. — Отнимаю время у людей, которым действительно нужна помощь.
— А тебе помощь не нужна?
Никакой романтики в таких мероприятиях, конечно, нет. Но никто не обвиняет во лжи, когда говоришь, что тебе восемнадцать лет и ты пошел по стопам папы-алкаша. Папа, конечно, Большая Шишка, пить у него времени нет. У меня нет намерения очернять его светлый облик, я вообще не знаю, насколько наш народ осведомлен о жизни великих деятелей современности, чтобы знать, как выглядит сын нашего местного Героя. Это смешно вообще: я накатываю перед походом на встречу. Сотоварищи качают головами и уговаривают. Говорят добрые слова, жалеют. Я тут самый младший. Верно, какой еще дебил в моем возрасте и здравом уме пойдет в клуб анонимных алкашей? Для нашего поколения это же не проблема, это норма ежедневного существования. Они считают, что я славный мальчик, который борется со своими демонами. Мне не стыдно.
А она меня не жалеет. Она вообще ничего не говорит в мой адрес, только улыбается — сама себе на уме. Она вообще не похожа на пьянчужку. Лет сколько-то немножко за тридцать, наверное, очень красивая. Но не такой холодной красотой городской стервы, а статная, благородная. В разноцвет
У Троя, вероятно, повышенное уважение к слабому полу, потому что только он может назвать дамой особу, которая больше всего походит на дешевую шлюху. Наверное, он еще под впечатлением от своего дефиле на каблуках в барселонском клубе, после которого он долго вещал о том, что женщины невероятно «ловкие и могущественные» создания, раз умудряются ходить на таких ходулях каждый божий день.
Барселона большая и горячая, с широкими улицами и пряничными крышами зданий в исполнении какого-то жутко именитого архитектора.
Трой, наш беспардонный золотой мальчик, стоит на коленях перед микрофоном и поет о самых прекрасных вещах на свете, в которые никто из нас, кроме него, не верит. Ральф называет это «агрессивным оптимизмом», а Майк — «бредятиной про пони-радуги».
Наш «крепенький» солист, в спортивных штанах, кроссовках, яркой футболке, с ранним калифорнийским загаром, неплохо выделяется на фоне бледных андрогинных юношей в черных скинни-джинсах с пирсингом по всему лицу. Трой прыгает выше всех и носится по всей сцене. А потом охрененно поет и тянет все ноты до последней.
Знаешь, бывают такие люди — они как ментальные ипохондрики. Что бы ни происходило, им все скучно, плохо, грустно. Просто, без причины.
— Бывает.
Еще как знаю. Даже немножко стыдно за это — будто меня упрекнули в незрелости. Хотя речь не обо мне, но я все равно понимаю. А Трой, судя по всему, нет.
— Это глупо. То есть как может быть скучно, когда в мире столько всего интересного? Скучно — выучи новый язык, заведи собаку, напейся, в конце концов!
Справедливости ради стоит отметить, что мы не только бухали до хрена. Впахивали мы тоже как следует. То есть не тупо выступали, зависали по клубам, а потом отсыпались. Мы усердно репетировали. На ходу делали выводы из предыдущих выступлений, что-то меняли в репертуаре, писали и разучивали новые песни.
Да брось. Каждый берет то, чего ему не хватает.
— В смысле, если настрой уматный, руки тянутся к унылому говну?
— «Нирвана» — классика, — упрекаю я.
— Да ладно! Если бы тот чувак не прострелил себе голову, никто бы о них уже не вспомнил! Я не собираюсь лезть в петлю ради легкой славы.
— Легкой?
Он отмахивается и молчит. Упорно молчит, явно что-то обдумывает, жует зубочистку с мятным вкусом. Не знаю, что у него за личные счеты с Куртом Кобейном, но понимаю, что в этот раз ничего из него вытянуть не удастся.
