– Слушай, ты дочери живая нужна или так, немножко мертвая?
– Вот моя деревня… пахнет сеном и говном… – говорила мама каждый раз, когда мы заезжали на такси в наш район.
как я играю, и в случае чего защитила от Ирины Валерьевны. Или мне просто очень
Ольгуша, я хотел тебя попросить… мне недолго осталось…
– Ой, да
пусть плачут те, кому мы не достались, пусть сдохнут те, кто нас не захотел
Мы вернулись домой. Мама бросила сумки и легла спать. Через час в квартиру ворвалась женщина, через которую она доставала билеты.
– Вы? Здесь? Как? Слава богу! – закричала женщина и села, тяжело дыша, в прихожей, разрывая на груди пуховый платок, чтобы отдышаться.
Самолет, который улетел без нас, попал в снежную бурю и разбился. Никто не выжил.
Уже поздно вечером я заплакала.
– Что ты? – подошла мама.
– Мне страшно. Мы ведь могли умереть!
– Нет, не могли. Ты в рубашке родилась.
– Это как?
– Так. Все будет хорошо. Ты будешь счастлива. Рубашка тебя сбережет.
Если плакала, то до истерики, если смеялась, то до икоты, страдала – до разрыва сердца. А по какому поводу плакать, смеяться и страдать – совершенно не важно. Важен сам процесс.
– Ты всегда будешь бояться, если не сможешь нащупать ногами дно, – сказала мне разочарованно мама, – глубина, неизвестность, фактор неожиданности выбьют тебя из колеи – учти, тебе с этим жить.
А он знал, что только Лора его держит. Чтобы не спиться и не послать всю свою жизнь под откос. В каком бы состоянии он ни был, в шесть утра Лора залезет в кровать и будет гипнотизировать его взглядом – пора гулять. И он должен встать и выйти. Даже если давно ничего не хочется. Даже жить.
Тетя Зарина продолжала преподавать мне историю религии. Бабушка – убежденная атеистка-коммунистка, – когда возвращалась из командировки, каждый вечер занималась со мной историей КПСС. И доказывала, что Бога нет. Мама же вообще в ту пору считала, что она произошла не от обезьяны, а от дельфина, и проповедовала буддизм.