Я никого не хочу обидеть: ни тогдашнее руководство студии, ни последующих «абитуриенток», пробовавшихся на роль, ни тем более Евгению Николаевну Козыреву, сыгравшую Мадлен, но, как говорится, из песни слов не выкинешь.
«Кто вас посадил, Юрий Эрнестович?» – но Кольцов никогда не называл фамилии, всегда ограничиваясь фразой: «Он ходит среди вас…»
Не верьте дамам и мужчинам.
В делах обмена все говно
По многочисленным причинам.
– Он, б-безусловно, талантливый человек, но б-большой подонок!
надо же было так случиться, что я дважды (!) играл в «Хождении по мукам», в двух киноверсиях! И та и другая – дерьмо! И я там – дерьмо! И поделом, не внял советам старого Эйха.
Сам же Константин Михайлович Симонов до сих пор вызывает у меня неоднозначное, нетвердое отношение. Очень умный, бесспорно талантливый, редкостно обаятельный, хитрый человек, – я и по сей день путаюсь в отношении к его личности в целом, тем более что знаю за ним слишком много разного – и доброго, и худого. Вот уж кто действительно «разный», но не по-хлестаковски, как Евтушенко, а искусно, изощренно, умно. В те годы, когда нам довелось с ним общаться, он успел сделать много полезного и нужного. Взять хотя бы то, что первая хвалебная статья о Солженицыне в «Правде» – его. Первое издание булгаковских пьес, сборник прозы, где впервые без цензурных купюр напечатан роман «Мастер и Маргарита», – во многом дело его рук; публикация «Ханского огня» того же Булгакова – его заслуга. Но когда я обратился к нему по поводу булгаковской пьесы «Зойкина квартира» – не поддержал. Все взвесил и не счел нужным.
Ах, актеры, актеры… Чего только не приходится нам играть! Счастье тем из нас, кто искренне не ведает, что творит, горе тем, кто ведает правду, но играет. Вынужден играть. Как им не мучиться терзаниями совести, не напиваться в гадюшнике ресторана ВТО, желая забыться во хмелю и в пьяной исповеди тоже пьяному коллеге пытаться оправдаться: «А я тут при чем? Что я, режиссер, что ли? Он взял пьесу. Он поставил, а мне роль дал. Мы актеры, наше дело телячье. Нельзя же не играть вообще. Жить-то надо… И потом – ты заметил, какой у меня подтекст был в этой реплике? А перед финалом – какой я глаз выдал, когда мой партнер, этот мудак, монолог толкал?» Ах, актеры, актеры… И только немногим, кто находит в себе мужество отказаться от роли, чтобы засыпать спокойно, не зная угрызений совести, дано испытать горькую радость неучастия…
О современных пьесах сказать почти нечего: в это время, как Мамай, по нашим сценам прошла теория бесконфликтности. За очень редкими, считанными исключениями советская драматургия была представлена либо производственными пьесами о борьбе хорошего с лучшим (тут работали испытанные мастера жанра А. Суров, А. Софронов, Н. Вирта и другие), либо опять-таки о борьбе за мир и чистоту идеалов: это была эпоха «холодной» войны, и тут с победоносностью эпидемии почти по всем сценам прошла антиамериканская фальшивка К. Симонова «Русский вопрос». Ничтожество современного репертуара театры пытались компенсировать классикой и изредка дозволявшимися к исполнению современными переводными пьесами.
Помню, как неистовствовал на трибуне съезда оскароносец Владимир Меньшов, обрушившись на Бондарчука с особенной яростью…
Когда-то М.И. Ромм заметил, что из средней литературы вполне возможно создать отличный фильм, а великая проза никогда не станет великим произведением киноискусства… Вообще-то величайшие киносоздания получались лишь из оригинальных сценариев, писавшихся лишь для кино и только для кино…