Итак, я веду к тому, что, наверное, это естественно – менять свои старые установки тогда, когда меняется мир вокруг тебя.
Смысл в том, чтобы со всей ясностью осознать, что в любой кромешной тьме в твоей руке будет другая рука, которую не отпустишь ты и которая не отпустит тебя, как бы страшно ни было. И так до тех пор, пока вас не коснется серебристый свет. Взаимное до
Смысл в том, чтобы со всей ясностью осознать, что в любой кромешной тьме в твоей руке будет другая рука, которую не отпустишь ты и которая не отпустит тебя, как бы страшно ни было. И так до тех пор, пока вас не коснется серебристый свет. Взаимное доверие.
Яне собираюсь принимать участие в войне, не собираюсь сражаться и нести ответственность за кого-то, кроме себя.
Важнее понять вот здесь, – стучит он пальцем себе по виску, – что ты сильнее возможностей своего тела. Что не заключена в него, как пленник. Твое тело – не тюрьма для магии, а ее инструмент, который затачивается не хуже ножа. Понимаешь, о чем я?
В мире, в котором мы живем, не убивают лишь дети. Пока не повзрослеют.
Я не испытываю счастья от того, что убил десяток полукровок. Но и жалеть тех, кто сам безрассудно ищет смерти, не могу
наверное, это естественно – менять свои старые установки тогда, когда меняется мир вокруг тебя
– Я тоже злюсь, Эания, – не глядя, говорит маг. – Даже не так. Каждая секунда моего существования наполнена гневом.
Я укладываю голову на его плечо, а ладонь – над сердцем. Оно часто стучит, как и мое собственное. Мне одновременно тревожно и уютно в его руках.
Такая глупость. Ведь завтра мы, скорее всего, попытаемся друг друга убить.