О, горе тем, кто смел доныне сохранить
Живую душу человека,
Кто не успел в себе сознанья задушить
И кто во прах не пал пред идолами века!
ПОСЛЕДНИЕ ТРАВЫ
Дни все короче, а ночи морознее…
Вы, ни живые, ни мертвые, бедные, бледные
Травы осенние, поздние.
Там, среди зябнущих, голых стволов,
Вы из-под савана первых снегов,
К солнцу с последней
наслаждение, не мука,
Не вдохновение страстей,
Удел живых — тупая скука,
Пустое бремя лишних дней.
Я не ропщу и не страдаю,
Я к одиночеству привык:
Часы, часы, я понимаю
Ваш утомительный язык.
На жизнь смотрю я хладнокровно,
Где нет друзей и нет врагов.
И бьется сердце ровно, ровно,
Как сердце мертвое часов.
31 августа 1895
Одно — всегда прекрасно,
Одно — не изменяет,
Что в небе так бесстрастно,
Так далеко сияет.
Обман — в словах великих,
Обман — в любовных взорах,
Но правда — в чащах диких,
В тебе — дубровный морок.
Любить того не стоит,
Что в жизни сердце манит;
Природа успокоит,
Природа не обманет.
Баюкая, обнимет
Детей своих усталых,
Еще нежнее примет
Отверженных и малых.
Не лгу, не лицемерю:
Я потерял дорогу.
И уж давно не верю
Ни людям я, ни Богу.
Но верю я доныне
Тому, что скажет колос
И моря вечный голос,
И тишина пустыни.
темна моя дорога,
Пусть ничтожно бытие,
Но недаром чует Бога
Сердце скорбное мое:
Кто под гнетом нестерпимым
Вечных мук готов был пасть,
Но любил и был любимым,
Тот не может жизнь проклясть!
#60;1891>
Так странник, путь окончив дальний,
Вернувшись радостно домой,
Вступает в дверь опочивальни,
Где вечный сумрак и покой.
#60;1891>
смерти думаем, живые,
И что-то в ней понять хотим,
Понять не можем, как слепые…
1890
Как от рождения слепой…»
Как от рождения слепой
Своими тусклыми очами
На солнце смотрит и порой,
Облитый теплыми лучами,
Лишь улыбается в ответ
На ласку утра, но не может
Ее понять, и только свет
Его волнует и тревожит:
Так мы порой на смерть глядим,
С этой далью холодною слиться…
Здесь, в природе — я чую с блаженной тоской —
Правда, вечная правда таится!
#60;1889>
Целый день — только гладь бесконечных полей,
Только синее небо над ними…
Как я рад, что здесь нет ни домов, ни людей,
Что один я с цветами степными…
Ароматною сыростью пахнет земля,
И, как шелк, мурава зеленеет,
Убегают в безбрежную даль тополя,
Одинокая церковь белеет…
Вот они, мои степи… Подальше от книг,
От томительной жизни столицы, —
Вновь я прост, как дитя, и свободен на миг,
И беспечен, как вольные птицы…
Ничего не желать, не мечтать, — всей душой
