Она хотела, чтобы ее любили крепко, а не осторожно
Тебе когда-нибудь встречались люди, которые словно приносят свою собственную атмосферу, где бы ни появлялись?
вовсе не страдаю от одиночества; просто я не из тех, кто притягивает друзей или любит находиться в толпе. Я умею обращаться со словами, но только в мыслях, и часто думаю, как чудесно было бы заводить отношения лишь на бумаге. Полагаю, в известном смысле я так и делаю, ведь у меня сотни друзей иного рода, живущих в переплетах, на бесчисленных великолепных печатных страницах, среди историй, которые каждый раз разворачиваются одинаково, но не утрачивают своей прелести, берут за руку и проводят сквозь врата в миры панического ужаса и восторженной радости. Восхитительных, верных, достойных спутников… некоторые из них — настоящий кладезь мудрых советов… однако, к сожалению, к ним нельзя попроситься пожить на месяц-другой.
ее точку зрения было бы невозможно принять, не рискуя превратить двойственность в абсолют
бы пожалела старую даму, оказавшуюся в плену фантазий, но она была не из тех, кто пробуждает жалость. О
залито солнечным светом.
— Что ж, — робко произнесла я, — ну, тогда я пойду. Выше нос, папа...
Когда я почти добралась до двери, он остановил меня:
— Что это, Эди?
— Где?
— У тебя в кармане. — В его голосе было столько надежды! — Случайно, не почта?
— Это? Нет. — Я похлопала себя по кофте. — Это книга, лежавшая в одной из чердачных коробок.
Он поджал губы.
— Весь смысл в том, чтобы убирать туда вещи, а не выкапывать снова.
— Я понимаю, но это моя любимая книга.
— И о чем она?
Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что папа когда-нибудь заинтересуется книгой.
— О паре сирот, — с трудом выдавила я. — Девочке по имени Джейн и мальчике по имени Питер.
Он нетерпеливо нахмурился:
— Это явно не все. Судя по виду, в книге много страниц.
— Конечно... Да. Это далеко не все.
Не знаю, с чего и начать! Долг и предательство, разлука и тоска, пределы того, на что готовы пойти люди ради защиты своих близких, безумие, верность, честь и любовь... Я снова взглянула на папу и решила ограничиться сюжетом.
— Родители Джейн и Питера погибают в жутком лондонском пожаре, и детей отсылают в замок давно потерянного дяди.
— Замок?
— Билхерст, — уточнила я. — Их дядя — довольно приятный человек, и детям поначалу нравится в замке, но постепенно они понимают, что в нем творится больше, чем кажется, и за блестящим фасадом скрывается темная, мрачная тайна.
— Темная и мрачная, да? — чуть улыбнулся отец.
— О да. И то и другое. Просто ужас! — возбужденно протараторила я.
Папа наклонился ближе, опершись на локоть.
— И в чем же она?
— Кто?
— Тайна. В чем она?
Я изумленно посмотрела на него:
— Ну, не могу же я... просто сказать.
— Конечно можешь.
Он скрестил руки на груди, как капризный ребенок, и я принялась подыскивать слова, чтобы объяснить ему договор между читателем и писателем, опасности повествовательной алчности, кощунство простого выбалтывания того, что созидалось глава за главой, секретов, тщательно спрятанных автором за бесчисленными трюками. Но сумела лишь спросить:
— Давай я одолжу тебе книгу?
Отец некрасиво надулся:
— От чтения у меня болит голова.
Между нами повисла пауза, которая становилась все более неуютной по мере того, как он ожидал моего поражения, однако я не сдавалась. Разве я могла поступить иначе? Наконец он уныло вздохнул и печально взмахнул рукой:
— Ладно. Полагаю, это не важно.
Но он выглядел таким несчастным, и я так ярко представила, как впервые попала в мир «Слякотника», когда болела свинкой или чем-то другим, что невольно откликнулась:
— Если ты действительно хочешь узнать, может, я почитаю тебе?
Перси взяла его для более пристального изучения, отметила, что в расписании присутствуют салонные игры, и вернула на место.
Нехватка картофеля вызывает бурчание в животе, а отсутствие красоты ожесточает душу.
Это была ложь. Наполовину. Я определенно создана для брака. Хотя во время наших отношений я разделяла презрительный скептицизм Джейми по отношению к семейному счастью, это шло вразрез с моей природной романтической чувствительностью. В свое оправдание могу лишь заметить, что по моему опыту, когда любишь кого-то, готов пойти на что угодно, лишь бы его удержать.
Пройдет больше года, прежде чем он встретит ее снова, прежде чем они случайно столкнутся на лондонской улице. К тому времени он станет другим человеком, неумолимо изменится, станет более тихим и менее самоуверенным, таким же калекой, как город вокруг. Он переживет французский период, дотащит свою раненую ногу до Бре-Дюна, будет эвакуирован из Дюнкерка, увидит, как друзья умирают у него на руках, справится с приступом дизентерии и убедится, что, хотя Джон Китс был прав и опыт — действительно истина, некоторые вещи лучше не познавать опытным путем.
