Погодите, старички почтенные, - всему мера есть. Нагрешу вдоволь покаюсь и я! А теперь - рано ещё. Батюшкой меня не корите, - он пять десятков лет грешил, а каялся - всего восемь!.. На мне грех - как на птенце пух, а вот вырастет греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора...
Всё вокруг Ильи - дома, мостовая, небо - вздрагивало, прыгало, лезло на него чёрной, тяжёлой массой. Он рвался вперёд и не чувствовал усталости, окрылённый стремлением не видеть Петруху. Что-то серое, ровное выросло пред ним из тьмы и повеяло на него отчаянием. Он вспомнил, что эта улица почти под прямым углом повёртывает направо, на главную улицу города... Там люди, там схватят...
- Эх вы, ловите! - крикнул он во всю грудь и, наклонив голову вперёд, бросился ещё быстрее... Холодная, серая каменная стена встала пред ним. Удар, похожий на всплеск речной волны, раздался во тьме ночи, он прозвучал тупо, коротко и замер...
Потом ещё две тёмные фигуры скатились к стене. Они бросились на третью, упавшую у подножия стены, и скоро обе выпрямились... С горы ещё бежали люди, раздавались удары их ног, крики, пронзительный свист...
- Разбился? - задыхаясь, спросил один полицейский.
Другой зажёг спичку, присел на землю. У ног его лежала рука, пальцы её, крепко стиснутые в кулак, тихо расправлялись.
- Совсем, кажись... башка лопнула...
- Гляди - мозг...
Чёрные фигуры каких-то людей выскакивали из тьмы...
- Ах, леший... - тихо выговорил полицейский, стоявший на ногах. Его товарищ поднялся с земли и, крестясь, устало, задыхающимся голосом сказал:
- Упокой, господи... всё-таки.
1900-1901 г.
Лунёв знал, что там живёт член окружного суда Громов, человек полный, румяный, с большими чёрными усами. Жена у него была тоже полная, белокурая, голубоглазая; она ходила по улице важно, как сказочная королева, а разговаривая - всегда улыбалась. Ещё у Громова была сестра-невеста, высокая, черноволосая и смуглая девица; около неё увивалось множество молодых чиновников; все они смеялись, пели чуть не каждый вечер.
