Этой проблеме я посвятил в возрасте, когда «сердце занято наполовину игрою, наполовину богом», мою первую литературную детскую работу, мое первое философское упражнение.
в возрасте, когда «сердце занято наполовину игрою, наполовину богом»
С той неизбежностью, с какою дерево приносит плоды, растут из нас наши мысли, наши произведения, наши «да» и «нет», и «если», и «кабы» – все родственные и связанные друг с другом и свидетели одной воли, одного здоровья, одной страны, одного солнца.
– Понравятся ли вам эти наши плоды?
– Какое дело до этого дереву! Какое дело до этого нам, философам!..
«Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов».
мы должны ошибаться в себе всегда,
Но кто еще сомневается в том, чего я хочу, – каковы три требования, которые на этот раз влагают в мои уста моя злоба, моя забота, моя любовь к искусству?
Чтобы театр не становился господином над искусствами.
Чтобы актер не становился соблазнителем подлинных.
Чтобы музыка не становилась искусством лгать.
я не терплю никакой музыки, честолюбие которой не простирается далее действия на нервы)
Вагнер – великая порча для музыки. Он угадал в ней средство возбуждать больные нервы – для этого он сделал больною музыку.
при каких условиях изобрел человек эти определения, ценности, добро и зло? И какую они сами имеют ценность? Тормозят они или содействуют процветанию человечества? Являются ли они признаком нужды, бедности, вырождения жизни? Или, наоборот, проявляется в них полнота, сила, воля к жизни, ее бодрость, уверенность, будущность?
Высшее, что я изведал в жизни, было выздоровление. Вагнер принадлежит лишь к числу моих болезней.