реляционный подход к исследованию цивилизаций
В универсуме дискурса XVIII века цивилизация в единственном числе часто выступает синонимом понятия прогресса. Социологическая мысль XIX века сохраняет связь с идеей прогресса (хотя и не некритичную приверженность данной идее), но цивилизационная тематика транслируется в теории социальной эволюции, а явные отсылки к понятию цивилизации остаются маргинальными по отношению к основной линии аргументации.
понятие «цивилизация» стало ключевым термином, оно тем самым подвергалось конфликтующим интерпретациям, которые в большей степени были связаны с идеологическим соперничеством, чем со способами теоретизирования
Термин «цивилизация» с самого начала являлся двусмысленным
Россия никогда не была просто зависимой периферией Запада, однако основные волны модернизации здесь всегда накатывали вслед за крупными поражениями, а также перед лицом угрозы со стороны более могущественных западных соперников.
Как мне представляется, сейчас идея о том, что Китай превратился в полуколонию или что его государство пребывало в состоянии полной пассивности, повсеместно признана ошибочной. Последние модернизационные усилия империи Цин, хотя они и уступали по своим масштабом российским, в настоящее время воспринимаются исследователями более серьезно. Некоторые из милитаристских режимов ранней республиканской эпохи на самом деле были куда активнее в плане государственного строительства и модернизации, чем было принято считать ранее
сбалансированную картину произошедшего в Китае.
Во-первых, у относительно короткой критической фазы китайских событий (столетие между Опиумной войной и победой коммунистов в гражданской войне) была своя предыстория. Начиная с XVI века контакты между Китаем и Западом были более ярко выраженными, чем до этого. Как показал Жак Жерне, отказ Китая от христианства отражает фундаментальный диссонанс культурных основ и — с китайской стороны — способность утвердить собственную целостную и отличную от западной культурную основу. В более общих терминах можно констатировать, что китайское участие в мировой экономике начиная с XVII века и далее не было подкреплено аналогичным политическим или культурным переплетением с Западом, и это можно рассматривать в качестве доказательства устойчивой способности Китая сохранять дистанцию [от Запада].
Таким образом, Балаш стремится подчеркнуть три вещи: 1) воздействие Запада на Китай, в отличие от России, было оказано в гораздо более короткий промежуток времени, 2) было куда более асимметричным (в том смысле, что китайцы потеряли контроль над внутренней политикой в стране), 3) а также было более взрывным (то есть привело к более внезапной и полной дезинтеграции китайской традиции).
Поворот к коммунизму как в российском, так и в китайском случае был отчасти связан с динамикой, вызванной столкновением с Западом. Переломным моментом была Первая мировая война: она привела к коллапсу Российской империи, а в Восточной Азии она изменила баланс сил в пользу Японии, вызвав протестное движение в Китае, которое в конечном счете породило как националистический, так и коммунистический революционные проекты.
Победа на этом этапе предполагала новые сложности: восстановленные Российская и Китайская империи, без сомнения, были крупными силами мировой политики и, соответственно, должны были преследовать амбициозные стратегии собственного усиления. С другой стороны, сами размеры территории империй и масштаб трансформации сделали претензии на автономные революционные нововведения более обоснованными. Это было ключевым моментом советской модели «социализма в отдельно взятой стране», предложенной после провала исходного обоснования большевистского захвата власти
