. Потом он принялся осторожно постукивать монетами по мраморной поверхности столика, брать их кончиками пальцев, подносить к уху и внимательно вслушиваться в их звон – единственная музыка, к которой он испытывал интерес.
человечество обречено совершать больше зла, чем добра.
Там лежали трупы: тела убитых вчера за то или иное преступление, может быть, за попытку побега. Среди мужских тел были трупы молодой женщины и двух девочек с размозжёнными черепами. Стена, под которой лежали тела, несла на себе отчётливые следы крови и мозгов. Детей убили любимым немецким способом: взяли за ноги и с размаху ударили головой об стену.
Подсознательно я с самого начала понимал, что сказки немцев о лагерях для евреев, где после переселения их ждали «хорошие условия труда», – ложь, что в руках немцев нас может ждать только смерть. Но, как и остальные евреи в гетто, я тешил себя иллюзией, что всё может быть иначе, что в этот раз обещания немцев означали именно то, что говорилось
– Это позор для всех нас! – почти кричал он. – Мы позволяем им вести нас на смерть, как овец на бойню! Если мы – полмиллиона человек – нападём на немцев, мы можем вырваться из гетто, хотя бы умереть достойно, а не быть пятном на теле истории!
Отец выслушал его. В некотором замешательстве, но с доброй улыбкой он слегка пожал плечами и спросил:
– Почему ты так уверен, что они посылают нас на смерть?
Дантист стиснул пальцы:
– Конечно, я не знаю наверняка. Да и откуда бы? Они нам, что ли, скажут? Но можешь быть уверен на девяносто процентов, что они намерены избавиться от нас!
Отец снова улыбнулся, словно этот ответ придал ему ещё больше уверенности в себе:
– Смотри, – сказал он, указывая на толпу на «Умшлагплац». – Мы не герои! Мы совершенно обычные люди, потому и предпочитаем рискнуть и надеяться на этот десятипроцентный шанс выжить.
же во время развлечений, требовавших всего моего внимания, меня ни на секунду не оставлял ноющий страх где-то в глубине живота – неосознанный и постоянный страх перед тем, что случится,
Отец был первым, кто снова взялся за музыку. Он спасался от реальности, часами играя на скрипке. Когда кто-то прерывал его дурными вестями, он слушал и хмурился с раздражённым видом, но вскоре его лицо вновь просветлялось и он вскидывал скрипку к плечу и говорил: «Ладно, неважно. Союзники точно будут здесь через месяц». Этот ответ сразу на все вопросы и проблемы того времени был для него способом закрыть за собой дверь и вернуться в иной, музыкальный мир, где он был счастливее
Детей убили любимым немецким способом: взяли за ноги и с размаху ударили головой об стену.
и мы должны были разумно делить паёк на порции, чтобы наилучшим образом утолить голод.
Рацион не представлял собой ничего особенного: каждый получал полбуханки хлеба и четверть литра супа в
