Все зло рождается от невежества. Однако литераторы озарили мир, прогоняя тьму.
мые ценные книги. Манускрипты можно было брать на дом, но для этого требовалось вписать свое имя в книгу, содержащую строгое предупреждение: «Всякий, кто вписывает сюда свое имя в подтверждение, что взял книги из библиотеки папы, навлечет на себя его гнев и проклятие, ежели не вернет их в целости и сохранности»
Были созданы правила для сбережения книг. Читатели лишались права брать тома, если не возвращали их на место, спорили между собой или перелезали через столы, вместо того чтобы обходить.
Еще яростнее нападал на книгопечатание венецианский писец, бенедиктинский монах Филиппо да Страда. В 1473-м он написал латинскую поэму, в которой призывал дожа «обуздать типографов» и «ограничить печатные станки» ради общественной нравственности.
Еще яростнее нападал на книгопечатание венецианский писец, бенедиктинский монах Филиппо да Страда. В 1473-м он написал латинскую поэму, в которой призывал дожа «обуздать типографов» и «ограничить печатные станки» ради общественной нравственности. Филиппо видел в немецких печатниках грубых понаехавших пьяниц, которые отравляют сознание людей «чудовищными пороками». Они штампуют дешевые книги «нескромного содержания», растлевающие «неопытных юнцов и нежных девиц», а посему типографии не лучше борделей. В своей диатрибе Филиппо отдельно отметил, что из-за печатников достойные писцы оказываются на улице и голодают
Перотти выражал опасение, что печатный текст, пусть даже изобилующий ошибками, станет образцом для дальнейших изданий, вытеснив более точные рукописные версии. Дабы исправить дело, он предлагал ввести надзор за книгопечатанием: кто-то «уполномоченный папой» должен проверять все издаваемые книги и следить за высочайшими стандартами точности. «Задача эта, — писал он, — требует ума, исключительной эрудиции, невероятного рвения и высочайшей бдительности». Предложение Перотти оставили без внимания, да оно и в любом случае было невыполнимо — один человек, даже исполненный «невероятного рвения», не мог бы осуществлять надзор за растущим числом классических текстов, издававшихся по всей Европе
Перотти выражал опасение, что печатный текст, пусть даже изобилующий ошибками, станет образцом для дальнейших изданий, вытеснив более точные рукописные версии. Дабы исправить дело, он предлагал ввести надзор за книгопечатанием: кто-то «уполномоченный папой» должен проверять все издаваемые книги и следить за высочайшими стандартами точности. «Задача эта, — писал он, — требует ума, исключительной эрудиции, невероятного рвения и высочайшей бдительности». Предложение Перотти оставили без внимания, да оно и в любом случае было невыполнимо — один человек, даже исполненный «невероятного рвения», не мог бы осуществлять надзор за растущим числом классических текстов, издававшихся по всей Европе
То, что Иоганн из Майнца издавал книги на итальянском, очень нехарактерно; языком печатного станка оставалась латынь. Между 1465-м и 1472-м восемьдесят пять процентов отпечатанных в Италии книг было на латыни, а по Европе в целом их доля составляла девяносто один процент [632]. Тому, кто хотел читать на родном языке, приходилось нелегко. До 1472 года напечатали лишь тридцать шесть книг на немецком и тридцать одну — на итальянском, а на французском так и вовсе не вышло еще ни одной [633].
То, что Иоганн из Майнца издавал книги на итальянском, очень нехарактерно; языком печатного станка оставалась латынь. Между 1465-м и 1472-м восемьдесят пять процентов отпечатанных в Италии книг было на латыни, а по Европе в целом их доля составляла девяносто один процент [632]. Тому, кто хотел читать на родном языке, приходилось нелегко. До 1472 года напечатали лишь тридцать шесть книг на немецком и тридцать одну — на итальянском, а на французском так и вовсе не вышло еще ни одной [633].
То, что Иоганн из Майнца издавал книги на итальянском, очень нехарактерно; языком печатного станка оставалась латынь. Между 1465-м и 1472-м восемьдесят пять процентов отпечатанных в Италии книг было на латыни, а по Европе в целом их доля составляла девяносто один процент [632]. Тому, кто хотел читать на родном языке, приходилось нелегко. До 1472 года напечатали лишь тридцать шесть книг на немецком и тридцать одну — на итальянском, а на французском так и вовсе не вышло еще ни одной [633].
