— Все погибнет, все исчезнет от бациллы до слона. И любовь твоя, и песни, и планеты, и луна. Дико прыгает букашка с бесконечной высоты, разбивает лоб бедняжка, разобьешь его и ты.
— Лучше бы ты на меня нассал, — сказала Венера.
Хочешь жить как человек, живи как человек. Хочешь жить как скотина, живи как скотина. Не хочешь жить, ложись в гроб да помирай. Что тут сложного?
Знал бы ты, какой я тебе подготовил сюрприз!
Представилась голая женщина, обмазанная медом.
— И я тебя люблю.
— Но себя больше.
— Я себя ненавижу.
— В отношении себя это почти одно и то же.
«Красивая», — подумал Фёдор.
Симпатичная блондинка за стойкой наполнила из крана бокал.
— Вам в пиво плюнуть? — спросила она.
— Зачем? — спросил Фёдор.
— Это бесплатно.
— И бесплатно не надо.
Проехав полквартала, они сбили самокатчика. Тот выскочил перед капотом, будто ниоткуда. Таксист дал по тормозам. Фёдор стукнулся лбом о переднее сиденье и откинулся назад. Воняло жженой резиной. Карцев потирал переносицу. Самокатчик плашмя лежал на асфальте. Его самокат, виляя, уехал по улице. Таксист, шмыгнув носом, вылез из-за руля и подошел к телу. Наклонился и отпрыгнул. Самокатчик ожил и кинулся в драку.
— Еб твою мать! — сказал Карцев. — Пошли пешком. Тут недалеко. Заодно выпьем по дороге.
Фёдор не возражал.
В карманах лежали сигареты, зажигалка, ключи от квартиры бабушки Биби, немного мелочи, телефон, металлическая авторучка «Паркер» с позолоченной клипсой — подарок Инны.
Подошли две девушки, обоим было лет по шестнадцать.
— Извините, вы не знаете, где тут дом Раскольникова?
— Я прочитал две ваши книги. Мне понравилось. Крепко. Некоторые сцены смутили, правда. Там, где герой мочится любовнице на лицо, скажем.
Фёдор поперхнулся:
— У меня такого нет.
— Нормально. Только соседи под утро устроили поебушки, разбудили меня. Но и хорошо. Вовремя.
Фёдору хотелось похвастать, что он помирился со своей девушкой. Без подробностей, конечно. Карцев перебил:
— Какие еще соседи?
— Ну сверху. — Фёдор показал пальцем на потолок. — Хорошо так стонали.
Карцев посмотрел вверх. Потом на Фёдора:
— Федь, ты на последнем этаже живешь. Ты чего? Там уже чердак.
