Глава 9. Тётя Дуня
Васёк был дома один. Он принарядился, начистил ботинки и, не зная, что с собой делать, ходил по комнате.
Каникулы ему уже надоели. Скорей бы в школу!
«Интересно, какой-то новый учитель?» – думал он, поджидая отца.
В дверь кто-то тихонько постучал.
– Мне к Трубачёву Павлу Васильевичу, – сказала женщина, осторожно прикрывая дверь и с трудом втаскивая за собой корзинку.
– Папы нет. – Васёк внимательно разглядывал гостью.
Она была в синем пальто, туго застёгнутом на все пуговицы. Из-под чёрного полушалка глядели на Васька рыже-голубые, чем-то знакомые глаза. Мальчика охватила тревога.
– Папы нет! – повторил он.
– Папы нет, а тётка – вот она! – вдруг сказала женщина, любезно поджимая губы. – А ты небось Васёк? Тащи-ка корзинку. Запарилась я с ней!
Она вошла в кухню, села на табурет, расстегнула пуговицы своего пальто и, обмахиваясь концами полушалка, огляделась вокруг.
– Ничего живёте. Кухня просторная. – Она заглянула в комнату. – В чистоте содержите. А это чья же дверь-
– Война! – шёпотом сказал Саша.
Кто-то нашёл сходство командира с Трубачёвым.
– Ты настоящий художник, Сева! – растроганно сказал Трубачёв.
Мазин с видом знатока прищурил один глаз и ткнул пальцем в картину:
– Пририсуй танки!
Все засмеялись.
В зале вспыхнул свет.
Тёмно-зелёная ёлка засверкала бусами. Все заторопились, заспешили.
Мальчик в коротких
конце концов родители, к большому огорчению мальчиков, категорически запретили им встречаться.
Мать Мазина пообещала Коле, что она окончательно потеряет голову, если он будет продолжать дружбу с Петей, а Русаков-отец посулил своему сыну спустить с него три шкуры, если ещё раз увидит его вместе с Мазиным.
Петя, который вечно дрожал за одну свою шкуру, не мог даже представить себе, что значит спустить три. Мазин тоже забеспокоился:
– Конечно, в школе нас никто не проверит.
Скоро совсем стемнело. Стал накрапывать дождик. Серое здание депо всё ещё не показывалось.
– Эх, не туда заехали! – с досадой сказал Васёк. – Завезли нас к чёрту на кулички!
– А ты куда билет брал? – натягивая на голову куртку, осведомился Одинцов.
– Он думал – его прямо с доставкой на дом! – рассмеялся Саша.
Наконец показались первые строения.
Прощаясь на Вокзальной улице, мальчики советовались.
Коля осторожно вынул фотографическую карточку. На него смотрели улыбающиеся лица его родителей. На обороте карточки было написано:
«С Новым годом, дорогой сынок! Работа наша идёт к концу. 1942 год мы встретим уже вместе!»
Коля счастливо улыбнулся.
– Я тогда уже пятиклассником буду, – сказал он, завёртываясь в тёплое, пушистое одеяло.
– Пап! Вот этот снайпер Алёша просто богатырь. Да, папа? А другой, что командира спасал, маленький, худенький совсем, как это он, а?
– Дело, сынок, не в том, кто какой. Тут физическая сила – одно, а сила воли – другое… Силу тут мерить нечего. Это не зависит, сынок… – Павел Васильевич не мастак объяснять, но Васёк понимает его.
В проходе между стульями пробирались трое военных. Их встречали радостными криками. Они смущённо улыбались, с трудом продвигаясь к сцене. Там недавних участников боёв с белофиннами приветствовали учителя и директор.
Он молча и решительно отталкивал любопытных, показывая всем своим видом, что скорее умрёт, чем пропустит кого-нибудь без разрешения вожатого
Не успеваем, не можем, робеем, боимся – ведь этот набор жалких слов показывает, что вы не умеете правильно распределить своё время.
– На учёного? – Васёк громко расхохотался. – Чудак! «Хоть на учёного»… Так ведь учёным потруднее стать, чем учителем!
Тётя Дуня тоже улыбнулась:
– Что это ты, Сашенька, учёного к учителю приравнял?
– Я и не приравнял! Вовсе не приравнял! Учёным каждый может быть. Для этого только книги и голова нужна. Учись, учись – и будешь! А вот учителем – это не каждый. Учитель всё понимать должен