Цепочка хаотично связанных судеб в кипящем котле целеустремленного, энергичного, но равнодушного и жестокого города — матрицы всех мегаполисов мира
Светит солнышко, люди идут из церкви домой, чтобы нажраться и почитать в воскресной газете про каучуковые плантации.
«Когда я вижу рассвет, я говорю себе: может быть, сегодня...»
— Я был бы счастливым человеком, если бы мог вернуться на родину. Тут не место для старого человека. Тут могут жить только молодые и сильные. — Он протянул скрюченную подагрой руку по направлению к заливу и указал на статую. — Поглядите на нее — она смотрит в сторону Англии.
Он все еще на посту. Гнусное занятие — быть фараоном. Лучше быть фермером, сеять пшеницу, иметь собственный большой дом, хлев, свиней, лошадей, коров, кур... Хорошенькая кудрявая Нелли кормит цыплят у кухонной двери...
Напиваться, получать жалованье, увидеть Индокитай...
— И в тридцать лет умереть от сифилиса в больнице.
— Чепуха!.. Тело каждые семь лет обновляется.
Почему — чертова? Она мне все-таки нравится. Всюду одинаково. Во Франции вам платят плохо, а живете вы хорошо. Тут вам платят хорошо, а живете вы плохо.
— Работа бывает всякая, молодой человек, кроме приличной.
Сумерки нежно гладят извилистые улицы. Мрак сковывает дымящийся асфальтовый город, сплавляет решетки окон и слова вывесок и дымовые трубы и водостоки и вентиляторы и пожарные лестницы и лепные карнизы и орнаменты и узоры и глаза и руки и галстуки в синие глыбы, в черные огромные массивы. Из-под его катящегося все тяжелее и тяжелее пресса в окнах выступает свет. Ночь выдавливает белесое молоко из дуговых фонарей, стискивает угрюмые глыбы домов до тех пор, пока из них не начинают сочиться красные, желтые, зеленые капли в улицу, полную гулких шагов. Асфальт истекает светом.
От платья пахнет нафталином, распакованными чемоданами, шкафами, устланными папиросной бумагой. В салоне жарко. За перегородкой уютно сопят машины. Он клюет носом над горячим молоком, чуть подкрашенным кофе. Три звонка. Он вскидывает голову. Тарелки звенят, и кофе расплескивается от содроганий парохода. Потом толчок, лязг якорных цепей и постепенно тишина.
