Как это в Европе мужчины все-таки умеют подойти к подобным созданиям?! Глядеть не на что — пигалица, тростничок, а ведь вот берет такого мужчину, как я, и делает с ним что хочет! Нет, с этим надо покончить!.. Но как?..
«Никогда, — прибавил Себитуане, — наши люди не позволили себе подойти к водопаду близко. Они видели его только с большого расстояния и были так потрясены пятью столбами испарений и вечным гулом, что закричали: „Мози-оа-Тунья!“ — „Там гремит дым!“»
«Хорошо, дружок! Когда вы в другой раз повстречаетесь с Сэмом Смитом, помните, что его малейшие желания равносильны приказу»
«Credo quia absurdum (Верую, ибо абсурдно) [107]», — говорили древние логики, когда у них не хватало других аргументов.
Наконец он вспомнил, как в Капской колонии поступают фургонщики, когда у них заартачится мул. Александр соскочил на землю, набрал песку и насыпал лошади в уши. Затем снова вскочил ей на спину, схватил ее за уши и стал трясти изо всех сил.
Эта необычная и жестокая мера подействовала сразу.
Подождать — когда друг, находящийся в лапах бандитов, быть может, в отчаянии зовет его на помощь! Подождать!
Если это вершина крутой скалы, я взберусь, как ящерица. Если надо нырнуть в соленую или пресную воду — пожалуйста. Если надо пуститься в лес — пожалуйста. В чащобе я сориентируюсь не хуже, чем в каштановых рощах на склонах Мон-Капей [97]. В болото — пожалуйста. По болоту я скольжу еще лучше, чем по снегам Канигу [98]. Но чтобы я разбирался в этой черно-белой мазне, в этой тарабарщине, — нет, этого вы от меня не требуйте. Я отказываюсь.
Но оба гражданина Соединенного Королевства, у которых это милое земноводное еще не завоевало симпатий в качестве еды, ответили выразительной гримасой отвращения.
Спутники не переставали восторгаться его непреклонной твердостью и, по простоте, приписывали ее одной только его горячей вере, не подозревая, конечно, что имеют дело с гнусной алчностью и бессовестным двуличием. Каждую ночь мерзавец ненадолго отлучался к своим чернокожим сообщникам, которые следовали за караваном на небольшом расстоянии, и получал от них продукты и воду, отсутствие которых так тяжело переносили несчастные французы, их проводник и полицейский.
Затем пришли радость, буйство, безумие, легко понятные всякому, кто под палящим зноем Африки пережил пытку жаждой, с которой никакая другая пытка сравниться не может.
