Но только музыка иссякает, как будто вода стремительно покидает водоем, и ошеломленные рыбы, красные, подурневшие, в растерзанном платье, бьются еще мгновение и озираются, не могучи найти равновесия. Как уродливы они в ту минуту, иссякшие в третьем пластическом существе, в точности, как измученные любовники, с трудом высвобождающие свои ноги.
вечно звучащий и как бы безмолвный звук, осознать который означало умереть.
Спеша вернуться куда-то, где что-то продолжается
«„Некогда, — говорит Платон, — был третий пол, состоявший из двух, мужского и женского… Это существо называлась Андрогином“. — „Когда же Зевс разделил его на два пола, мужской и женский, то каждая из двух половин начала искать ту, от которой была отделена, и, находя друг друга, обнимались они и соединялись в любви“. — „Вот почему мы естественно любим друг друга: любовь возвращает нас к первоначальной природе, делая все, чтобы соединить обе половины и восстановить их в древнем совершенстве… Ибо каждая из них — только половина человека, отделенная от целого… Желание вернуться в это первоначальное состояние и есть любовь, Эрос“.
Не святого, а изгнанного и падшего любишь. Искупить Люцифера, вот что хотела бы я, если бы была Марией. И вот я помрачаюсь от этой надежды и от слабости своей. Ледяную гору слабою грудью не растопишь, а только обледенеешь, умрешь.
Царство Небесное — это после долгого ожидания под дождем увидеть вдруг быстро идущего любимого человека. Ад же — вечно ждать и чувствовать, что делается все позднее и позднее и что он уже не может прийти, и, вместе с тем, не мочь сойти с места.
Ты шутишь, мой милый друг, и это значит, что ты исчезаешь. Ты плачешь, мой милый друг, это значит, что ты, наконец, счастлив. Ты величественно сжимаешь брови, и это значит, что ты побежден. О, нежность света, о, сладость мрака, шум любви, уходящей в песок. Дождь, дождь, дождь. Ты видишь: восковые фигуры сигнализируют шляпами в первом ряду крыш. Они заметили приближение солнца, разукрашенного ангелами, и приготовились делать искусство. Но крыши уносит наводнение равнодушия, и вы возмущены. Утешьтесь, утешьтесь. Сдайте свои книги в могилы, как мексиканские инсургенты лениво сдают свое оружие. Расстаньтесь с высокими шляпами и, нагибаясь, перестаньте быть. Тогда, наконец, оно захочет с вами познакомиться и положит ваши овальные головы на свою огромную розовую руку — и т. д.
— Понимаете, — говорила она ему, свободною рукою делая в воздухе пояснительные жесты, — это так: высоко вдруг раздается дружное пение и вопросительные голоса, ясно слышно каждое слово, но смысл всегда путается. После некоторого молчания совсем с другой стороны радостно-радостно, как запыхавшийся человек, отвечают иные, высокие, стеклянные, восклицания; опять все слышно, но ничего непонятно.
О, оргическое действо слабых и добрых; и все прощено, ибо дивно грустен был ты.
Дети играли на тротуарах, скача и достигая заповедного квадрата с надписью «небо».
Остальные назывались «понедельник», «вторник», «среда» и «четверг»; «небо» выпадало на воскресенье.
