Тем вечером я вернулся обратно и продолжил работу один.
Говорят, те, кто слушает, никогда не слышат ничего хорошего о себе
Кажется, что я стою на невидимой границе его мира – вечно на пороге, не в состоянии его переступить. Мне бы так хотелось быть такой же бойкой и резвой, как он, но у меня нет ни сил, ни воображения под стать его.
Например, знаешь, почему на фотографиях викторианского Лондона нет ни одного человека? Посмотри как-нибудь. На ранних фотографиях улицы совершенно пустые. Очевидно, что они не были пустынными. Просто пластины нужно было экспонировать так долго, что люди – движущиеся люди – вообще не фиксировались. Изредка можно увидеть туманные очертания, но не более того. Странно, правда? Все эти призрачные, прозрачные люди не оставляют никакого следа…
Вот почему я хотела заниматься археологией. В жизни так много всего пролетает мимо и так мало остается. Думаю, я хотела найти смысл в том, что сохраняется. Рори повернулся ко мне.
Возможно, именно отсутствие разнообразия заставляет подмечать всякое.
Говорят, от отчаяния они поют еще сильнее.
Стоя наверху, я заметила, что с поля, которое находилось неподалеку, начали собирать урожай. Две лошади тянули жатку по созревшему ячменю.
Иногда мне кажется, что мертвые живее живых и что эта жизнь лишь подготовка к другой, давно прошедшей.
все они были прекрасны. Такие изящные и такие древние. Они были словно посланцы из другого мира, не омраченные веками, прошедшими с тех пор, как их видели в последний раз. Казалось, что все эти столетия ничего не значат. Время просто пролетело между тем временем и сейчас. Мы никак не могли отвести взгляд.
