Жизнь, как шерстка, меняется, и обязательно случится что-то новое и, может быть, отличное.
Ну ничего, к моему возрасту ты точно поймешь, что меланхолия — это скучно
Собака нервничал, когда он слышал спор из-за цены, сам он никогда не торговался, ему нравилась только одна начальная, неизменная цена.
За окном солнце начинало прощаться.
Сайга высказала непонимание, чего ждать Новый год, чего его отмечать, чего в нем нового, все будет по-старому все равно. Мама ответила, что это вряд ли. Жизнь, как шерстка, меняется, и обязательно случится что-то новое и, может быть, отличное.
Собака навывал песню. Сайга спросила его, чего он не идет к ее маме в хор, раз он такой любитель издавать звуки.
— Это, считай, уже второй за месяц, — сказал Собака, когда обходили кругами дымящийся тарелкообразный корабль.
Когда они добрались до места, куда упал катапультировавшийся, Сайга постучала копытцем по гладкой поверхности. Потом еще раз, и громче, и дольше. Собака сказал, что хватит уже. Капсула треснула яйцом, но не там, где била Сайга, а изнутри, и рассыпалась.
катились.
Сайга заглянула в карман попонки: ей почти хватало на три связки. Она напряглась, вытянулась всем телом, ноздри ее хоботка начали раздуваться. Вся меланхолия вышла из нее совсем. Собака вздохнул так же тяжело, как иносайгачанин. Тот посмотрел на него своими крупными и гладкими, как солнечные очки, глазами. Сайга принялась торговаться. Продающий сайгак с радостью бросился торговаться в ответ. Он сначала подумал не уступать, раз эти дети гуляют с туристом, но потом забылся.
Собака нервничал, когда он слышал спор из-за цены, сам он никогда не торговался, ему нравилась только одна начальная, неизменная цена. Сайга любила торговаться. Мама Собаки любила торговаться. Он же испуганно переминался с лапы на лапу, держа в зубах авоськи, ожидая, пока она добьется понравившейся ей цены. Даже младшая сестра Собаки обожала торговаться. Как можно не торговаться, спрашивала Сайга, это же Сайгачинск, это же базар. Она договорилась на четыре связки перекати-поля за те деньги, что у нее были.
Собака прицепил одну на спину, другую взял в зубы, Сайга привязала на спину третью, четвертую дали иносайгачанину. Тут прохожие на них пялились, вглядываясь в компанию через кляксы сумерек. Никогда еще жители Сайгачинска не видели иносайгачанина в гипсе и со связкой перекати-поля. Дома Сайга затопила печь, заварила чай. Только сейчас они, — Собака и Сайга точно, — поняли, что замерзли. Они поели орехового печенья с чаем. Иносайгачанин не ел, но пил горячее. Перекати-поле они прямо в связках сложили на пол. Сайга сказала, что нарядит завтра. Собака вспомнил, что завтра у всех будет много работы, а они так и не покатались. Он попросил лопату
Здоровой рукой иносайгачанин разместил на ветках фонарики и тихонько спустился вниз. Собака достал из рюкзака свои четыре конька. Надел
