И хотя, конечно, почти все эти девицы что-то слышали от старших сестер и подружек, что-то читали во французских романах, а кому повезло, у кого были старшие братья, тайком заглядывали в тщательно завернутые пачечки с маленькими, размером с почтовую марку, неприличными картинками, которые их братья держали в нижнем ящике стола под кипой старых тетрадок по физике, — но все равно обо всем этом они знали как-то туманно, отрывочно и неточно.
Справедливость — это тоже власть. Вершить справедливость имеет право тот, у кого есть сила.
Но, увы, большое начальство мыслит большими категориями. Они почему-то убеждены, что великая держава должна воевать непременно с великой державой. А на державы поскромней они просто не обращают внимания, хотя именно из-за них и начинается вся беда. Или в нашем веке будет начинаться.
Пошлость осуждают чаще всего пошляки
Какие глаза — озера страсти под камышом ресниц.
Я подумала, как, наверно, тяжело жить, когда тебя все время осуждают, над тобой насмехаются, запускают острый коготок.
Но еще ужаснее, подумала я, даже не то, что в тебя этот коготок запускают, а то, что ты этого коготка все время ждешь.
Я смотрела на полуодетого господина Фишера и думала: о, боже мой! Ведь я же обещала папе, и маме, и самой себе, что в этом году выйду замуж! И, значит, я буду вынуждена, просто-таки обязана каждый вечер созерцать такую комическую картину? И это будет называться «мой муж»? И я должна буду его любить и уважать, а по ночам испытывать к нему какую-то там неутолимую женскую страсть, как пишут в книжках? Страшное дело!
Я не смогу ужиться в богемном кругу. Они очень милы, но редко моются.
С одной стороны, конечно да, я негодяйка, и с этим надо как-то жить. Привыкать к себе. Осваиваться в этих вдруг открывшихся новых обстоятельствах.
я всякий раз вспоминала самурая, который делает себе харакири, потому что тут долг – там честь, справа хочется – слева нельзя, и все такое.
