– Подъем, спящая красавица! Это какого лешего ты творишь, птичка моя недощипанная?!
Все-то у тебя просто!
– Не все, но париться из-за парня, которого не любишь, не стоит точно. Этак и жизни никакой не хватит.
– А теперь на секунду представь, что дядя Ваня твой ни о каком растирании никогда и ничего не слышал.
– Быть такого не может! – тут же начинает спорить Пуговица. – Это же старинный способ лечения…
Аня так серьезно все воспринимает, что я перестаю ржать и, стянув с себя мягкую ткань Женькиной футболки, подхожу вплотную.
– Ань… – Заправляю за ухо русую прядь волос, с головой пропадая в глубине бездонных глаз девушки. – Алкаши «лекарство» принимают исключительно внутрь и очень не любят им делиться.
– Погоди! – взвизгивает Пуговица. – Это что? Он подумал, что я?.. Из стакана?.. Водку?..
– Бери больше! – Не могу лишить себя возможности прикоснуться к аккуратному подбородку девчонки. – Из суповой тарелки!
– Воспоминания – это круто, но, если их нет, появляется повод создать новые.
– Человек – это его прошлое. Наша жизнь – калейдоскоп из таких вот счастливых моментов, – киваю в сторону стены с фото. – А когда у тебя нет прошлого, то и тебя самого вроде как нет.
Воспоминания – это круто, но, если их нет, появляется повод создать новые.
Называй меня как хочешь, Аня! Соколов, Филатов, Зайчик, Придурок – не важно! – Саша сам разворачивает меня лицом к себе, нежным движением пальцев смахивает с лица челку и безжалостно дразнит неземным, до дрожи любимым взглядом. – Обижайся! Дуйся! Ругайся! Кричи! Только рядом со мной. Навсегда! Навеки!
от крысы-мутанта до бобра-мазохиста.
– Называй меня как хочешь, Аня! Соколов, Филатов, Зайчик, Придурок – не важно! – Саша сам разворачивает меня лицом к себе, нежным движением пальцев смахивает с лица челку и безжалостно дразнит неземным, до дрожи любимым взглядом. – Обижайся! Дуйся! Ругайся! Кричи! Только рядом со мной. Навсегда! Навеки!
Странная штука любовь. Приходит из ниоткуда и сужает привычный мир до границ единственного человека
