они противопоставляют себя культуре модной индустрии с ее скрытностью и стремлением вытеснить конкурентов, где копирование, как ни парадоксально, является нормой, и предлагают людям вместе с ними создавать альтернативный мир моды.
Еще один пример связи между болезнью и модой — полупрозрачная блузка, которую называли pneumonia blouse (буквально — «пневмоническая блузка») и которая вошла в моду примерно на рубеже XIX–XX веков. Она была сшита из такой тонкой ткани, что, как считалось, недостаточно защищала легкие и потому ставила под угрозу здоровье своей обладательницы. Женщин, носивших такие блузки, упрекали в том, что в погоне за модой они опрометчиво рискуют своим здоровьем
2019 году 58 процентов купленной одежды вернули в магазин именно по этой причине (FDIH 2019).
Карен Транберг Хансен о рынке подержанной одежды в Замбии: Hansen 2000/03)
Наше общество понимает правильное тело как занятое тело, постоянно требующее пристального внимания и регулярной работы над собой. Поэтому многие из нас обратились к телесно-ориентированной рутине и телесным проектам как к базовым структурирующим практикам, словно бы давно ждавшим своего часа и теперь не имеющим повода быть отложенными ни на день.
Требование строгости облика более настоятельно работает по отношению к любым маргинальным группам, и женский дресс-код для Zoom подтверждает эту закономерность. Как верно замечает Беверли Юэн Томпсон, «учитывая, что профессиональные стандарты и нормы задают белые мужчины из среднего класса, женщин часто беспокоит, примут ли их всерьез, и это, конечно, касается в том числе костюма, выбранного ими для работы» (Томпсон 2020: 209). Как следствие, «белые мужчины могут одеваться очень неформально — в джинсы и футболку, — сохраняя при этом свой профессиональный статус, но если так же неформально одеваются женщины или представители других рас, это иногда наносит серьезный ущерб их авторитету, потому что окружающие выражают удивление, узнав, что перед ними преподаватель» (там же: 211). Согласно Б. Ю. Томпсон, «белые преподаватели мужчины обычно меньше всего раздумывают и беспокоятся о своем костюме. Однако женщин часто волнует, отнесутся ли к ним серьезно, — они опасаются, что, если будут одеваться менее строго, их легко примут за кого-то с более низким академическим статусом, например за студентку или сотрудницу административного отдела» (там же: 220–221). Выводы Б. Ю. Томпсон представляются убедительными, но, к сожалению, этот сюжет гендерных различий составляет отдельную — и очень захватывающую — тему, которую мы не сможем далее развивать в рамках этой статьи.
Даже сейчас черный цвет остается униформой для историков моды и модных обозревателей.
во-первых, в XVII веке, когда маски позволяли людям общаться на публике, сохраняя инкогнито, что способствовало социальному равенству
эволюция маски в разные эпохи объяснялась менявшимися стратегиями формирования идентичности, которые она с самого начала и отражала. Как я постаралась продемонстрировать, маска не только защищает человека, но и позволяет ему самоутвердиться и установить определенные отношения с другими.
Энн Маргарет Брач пишет о понятии идентичности и интерсубъективности в мире моды, где, как она считает, «индустрия имиджмейкинга превращает своего субъекта в объект» (Brach 2012: 49). Когда речь идет о знаменитостях, маска одновременно служит преградой и стимулирует желание. Она заставляет публику еще больше идеализировать лицо своего обладателя, выступая квинтэссенцией его идентичности, которая привлекает и рождает поклонение. Маска еще больше отдаляет звезду от ее поклонников и позволяет своему хозяину пристально наблюдать за ними, смотреть, оставаясь невидимым.
